Кто-то написал докладную бумагу, мол, в Москве вольно бегают беспризорные дети, преступно брошенные нерадивыми родительницами, и тут же создали проект Воспитательного дома, да таких гигантских размеров, что шире самой Москвы-реки.
Славный вышел проект! В одном здании — учебные комнаты, спальные, столовые, мастерские. На фронтоне надпись: "Для благородного и мещанского юношества, для приносных детей Дома и Госпиталя, для бедных родительниц в столичном городе Москве". Воспитанники в том доме становились бы башмачниками, красильщиками, перчаточниками, огородниками, садоводами, ткачами, граверами. И притом вольными людьми.
Только вот беда, проект Воспитательного дома получился столь грандиозным, что у казны не хватило денег на его строительство. И дело застопорилось. Но императрица издала новый указ — жертвовать деньги на благородное дело.
Тут-то и показал себя Демидов. Жертвователей и меценатов было немало, но Демидов сразу выложил 200 тысяч ассигнациями, написав императрице, что желает "иметь о несчастных попечение и начатое в Москве каменное строение достроить своим иждивением".
Екатерина задумала также спрямить улицы в Москве, сделать кольцо бульваров и осуществить серию градостроительных работ. Золотой век московского дворянства! В городе сохранился усадебный стиль; Казаков и Баженов ставили здания так, чтобы придать им наивеликолепнейший вид. Так размахнулся на берегу реки Москвы Воспитательный дом.
Сюда-то, в этот дом, после многих мытарств по постоялым дворам для непутевых людей и попал подкидыш. На бумаге при нем было начертано: "Михаил, Богом данный". Фамилию ему определили здесь.
Еще царь Петр I издал указ, чтобы сирых детей определять к черчению, рисованию, резьбе по дереву и камню. Предметы эти были обязательны и в московском Воспитательном доме. Одевали воспитанников в серые платья, кормили не скоромно, а учили известно какими способами: линейкой по рукам, розгами по мягкому месту, ставили в угол на горох, на коленки.
Каждое утро собирали детей и читали громко и внятно отрывок из Евангелия, потом из Деяний, а по средам и субботам часть катехизиса. Задумано сие было недурно, только ребятня почему-то от таких чтений впадала в сон да в меланхолию.
Мишка-Мигель сидел на уроках неспокойно, егозил, успевал давать соседу подзатыльники, а глаза свои, синие камушки, не спускал с учителей, будто со всем вниманием слушает. И на переменах подвижен и ловок, словно чертенок. А как изобретателен! По весне кораблики превосходные выделывал, пускал по ручьям на зависть ребятам. В прочее иное время брал что ни попадя в руки — гусиное перо, мел, палочку — и рисовал разные фигуры на снегу, на песке — словом, где придется.
