Левицкий радушно встретил гостей. Он был уже стар, сед, но черные глаза горели молодым огнем. Подвинул кресло Машеньке, познакомился с Капнистом, пожал руку Ивану Ивановичу Хемницеру, Михаилу молча указал глазами на мастерскую: гляди, мол.
Святая святых! Тут были гипсовые и мраморные античные головы, бюсты, дорогие драпировки, красивейшие ткани, бронзовые подсвечники и картины, картины и рисунки. Портреты стариков, детей, женщин — чудо как хороши! А одна девушка, изящная, с цветком в руке, словно летящая, как бы мельком взглянула и бежит дальше! Вот бы скопировать, подумал Михаил.
Разговор зашел о Демидове, о том, как Левицкий завершал его портрет, и до Миши доносился глуховатый голос художника.
— Да, 1773 год знаменательный. Дидро, покидая Россию, сказал, что в России, под 60 градусов широты, блекнут все идеи, цветущие под 40 градусами. Я поехал в Москву, к Демидову, познакомился с вельможей. Ну, не встречал еще подобного! На выезд его сбегалась толпа. Удивить — главная его забота. Между тем умнейший человек, скажу я!.. Так ты, — неожиданно он обратился к Михаилу, — у него живешь?
— Да, — коротко ответил тот, не пускаясь в пояснения.
— А тут где обитаешь?
— Совсем недалеко…
Вдруг раздался восторженный возглас Машеньки, и разговор прервался.
— Вот он, наш Львовинька!
Левицкий одобрительно кивнул, и все столпились вокруг портрета.
— Ах, как славно вы это передали, Дмитрий Григорьевич! — расплылся в улыбке Хемницер.
— Да он будто еще и фразу не договорил! — засмеялся Капнист. — Рот не успел закрыть наш Цицерон!
— И правда! — улыбнулась Маша. — А глаза-то, так и сияют умом!
— Да то не мой ум! — засмеялся Николай Александрович и тут же сочинил экспромт:
Скажите, что умен так Львов изображен?
В него искусством ум Левицкого вложен.
С портрета на всех смотрели большие лучистые глаза, взгляд, приправленный легкой насмешкой, пронзительный, проницательный. Губы чуть приоткрыты, словно писал его художник в момент очередной страстной речи. Львов всегда говорил темпераментно, восторженно, умно, порой в глазах его мерцали слезы.
— Я, как бы пасмурен ни был, приходя к Николаше, всегда делаюсь веселее, — улыбнулся Хемницер.
Михаил услышал над собой чуть глуховатый голос художника:
— А ты, юноша, вроде любишь живопись, вон как глядишь. Чем занимаешься?
Михаил вытащил из кармана миниатюру, сделанную для Лохмана. Левицкий ее похвалил, но добавил:
— На сем остановишься — живопись упустишь. Большие портреты не пробовал?
