— Имя мое Буса, — услышал я необыкновенно красивый глубокий голос и от его звука невольно вздрогнул. И поднял глаза — будто завороженный. Ибо знай, что ждет меня взгляд Медузы — и тогда бы не сумел удержаться. И взглянул. Женщина смотрела на меня, улыбаясь. А я увидел в ее взгляде понятное всем сладостное согласие. — Семья моя богата, и в час, когда достойные люди теряют и состояние, и саму жизнь, я пожертвую все средства, какие только найду, на помощь спасшимся. Каждому римскому воину я готова дать и деньги, и одежду, и пищу.
Она вдруг подошла ко мне и поцеловала в губы.
— Каждый из вас теперь мне брат! — заявила громко.
Вечером, когда уже стемнело, от нее явился посланный — мальчишка лет двенадцати с сообщением, чтобы я зашел выбрать для себя и для своих друзей одеяла и новые туники.
Я отправился вслед за ним, уверенный, что меня ждут не только щедрые дары, но и утехи самой хозяйки. Как же я был обескуражен, когда в атрии меня встретила старуха лет шестидесяти с темным, выдубленным солнцем лицом и с разбитыми работой осыпанными старческой темной крупой руками. Она выложила передо мною щедрые дары Бусы, сообщив, что хозяйка укладывает спать младших дочерей и не может ко мне выйти в столь поздний час.
— А старшая дочь хозяйки не может ко мне выйти? — спросил я довольно легкомысленно.
Старуха подняла на меня выцветшие совершенно белесые глаза.
— Старшая дочь хозяйки только что овдовела, — сказала она строго. — И потому не выходит никуда из дома.
Я почти въяве ощутил болезненный щелчок по носу.
Однако траур в семье не мешал Бусе каждый день проявлять о нас воистину материнскую заботу. На другой день с утра она истопила баню в своем доме и пригласила меня с Гаем и Аппием Клавдием в числе первых. Помню, как мы сбросили грязную нашу одежду и уставились друг на друга. Наши тела говорили красноречивее любых горьких слов о нашей беде: все мы были в синяках от ударов камней, в струпьях начавших заживать ссадин, у всех троих нашлись на теле кровавые раны, у Гая Лелия к тому же одна из ран воспалилась и покраснела, и присланный Бусой лекарь ловко вскрыл ее и выпустил гной, а затем покрыл толстым слоем какой-то жирно блестевшей мази. Помнится, незадолго до начала войны моего брата Луция с его друзьями подловили грабители на одной из узких городских улочек и ограбили, перед тем хорошенько избив. В тот день в бане Бусы мы походили на глупых юнцов, чьи раны свидетельствуют не о доблести, а синяки лучше скрывать.
