Он тихо шепнул Федору:
— Я пройдусь немного, Федя… В случае чего — скажи старикам, чтоб не волновались. Переночую у Соломки. Понял?
Тихо выбираясь из горницы, переполненной народом, Андрей почувствовал затылком, что за ним кто-то следит. Он не стал оборачиваться, а, напротив, чуть пригнувшись, поспешил к дверям.
* * *
Так случилось, что Андрей до рассвета просидел у костра с конюхами в ночном. Поначалу не собирался вообще в луга идти. Но даль и тишина затянули. Шагал берегом мелкой речушки Серебрянки, впадающей в Трубеж, и вдруг увидел, как пролетели мальчишки на лошадях по заброшенной старой дороге, вдоль поля. Босоногие, чуть отвалившись назад, вытянув руки с поводьями, пацаны лихо подпрыгивали на неоседланных конях, которых опять, после войны, заимел ясеневский колхоз «Верный путь». Андрей знал — ребята в лугах не останутся, прибегут обратно, но это такая их радость — отогнать в ночное лошадей.
И Андрей пошел дальше. Начались копны, затем по-царски возвысилась скирда, а за ней потянулся чистый скошенный луг, где и пасся колхозный табунок.
Стемнело, притихли наконец лягушки, квакающие в низинах мелкой реки, долетел сладкий запах молодого сена. Андрей свернул к костру, который светился в синей дымке, как волчий глаз…
Он никому не помешал у костра, напротив, все обрадовались ему, как-никак земляк, москвич. Вечер просидели тихо. Расспрашивали Андрея про Петра. Потом незаметно перешли на страшные истории из разных времен. Пекли картошку и молодую кукурузу.
Андрей сначала решил, что немного посидит и уйдет. Но его разморило, он задремал. А потом ели картошку, кукурузу. Зажглись на небе звезды. К костру, словно соблюдая очередность, подходили мелким шагом спутанные лошади, глядели на конюхов, а больше на него, на Андрея, как ему казалось, почему-то фыркали и неторопливо отходили. Наиболее назойливых отгоняли конюхи.
— Ну куды ты пойдешь, — говорили Андрею, — заплутаешь… Бери вот телогрейку, ложись у огня…
И Андрей лег.
Снился ему не костер и, как ни странно, не похороны и вообще не Ясеневка, а Ставрополь. Он сидит по-турецки, поджав под себя ноги, на ковре. Новоселье. Много молодых людей, они все смеются. А он умоляет: «Нельзя смеяться! Нельзя!» И тут же — он в карьере. Над ним огромный ковш с песком. Теперь он, напротив, кричит: «Можно сыпать, можно!» И видит, как из раскрывшегося огромного ковша сыплется ему на голову песок. Он горячий и очень долго сыплется. Но цвет — красный, как искра от костра. Но Андрею не страшно. Он ясно во сне сознает, что так надо.
