СТОУН. Итак, он получил отсрочку.
>Свет начинает меркнуть.
Он выиграл время… четырнадцать дней… четырнадцать дней…
>На сцене полумрак. Пять членов коллегии помилований неподвижно сидят на своих местах. Тем временем начинает освещаться другой участок сцены. Джо и Маршалл.
МАРШАЛЛ. Скоро они меня вызовут. Почему вы не хотите пойти туда со мной?
>Джо отрицательно качает головой.
Я думаю, ваше присутствие было бы целесообразно.
ДЖО. Они уже приняли решение. Довольно им мучить меня.
МАРШАЛЛ. А если я вернусь с победой, вы очень удивитесь?
ДЖО. Хорошо бы! Только этого не будет.
МАРШАЛЛ. Не надо так говорить, Джо. Через пять минут мне выступать перед ними в вашу защиту.
ДЖО. Боритесь за меня, как вы считаете нужным, а я буду бороться, как я считаю нужным. Хорошо?
МАРШАЛЛ. Хорошо.
ДЖО. В одной добродетели нашему штату не откажешь — приговоренному к смерти дают право самому избрать вид казни.
МАРШАЛЛ. Какое великодушие!
ДЖО. Я уже сказал начальнику тюрьмы о своем выборе. Я не хочу, чтобы меня повесили, как уголовного преступника. Я хочу, чтобы меня расстреляли, как солдата… как бунтаря… И пообещайте мне, что все протоколы моего дела будут переданы в правление профсоюза. Пусть они хранятся там в архивах — может быть, они еще понадобятся.
МАРШАЛЛ. Почему вы думаете о протоколах? Вот-вот начнется заседание коллегии.
ДЖО. Я хочу, чтобы кто-нибудь со временем подтвердил то, что для меня важнее всего: мою невиновность.
МАРШАЛЛ. Протоколы мы изучим, времени у нас будет предостаточно.
ДЖО. Вы мне еще не дали обещания.
МАРШАЛЛ. Я вам даю его. Обещаю… Джо, мне пора.
ДЖО. Идите, мистер Маршалл. Идите и, пожалуйста, возвращайтесь с сюрпризом. Я бы так этого хотел.
>Они обнимают друг друга. Джо уходит за кулисы, а Маршалл идет на ту часть сцены, где заседает коллегия помилований. Освещение там снова становится ярким. Пять членов коллегии помилований приходят в движение.
МАРШАЛЛ. Господа члены коллегии помилований, я пришел сюда…
УИД. Где Джо Хилл?
МАРШАЛЛ. Он не захотел прийти.
УИД. Не счел возможным почтить нас своим присутствием?
МАРШАЛЛ. Джентльмены, на протяжении столетий лондонские прачки приходили на берега Темзы, чтобы стирать грязное белье жителей Лондона. Но в один прекрасный день, в мае тысяча семьсот тридцать второго года, они не ограничились стиркой. Они высказали вслух свои мысли: «Мы будем бороться за заработную плату, на которую можно было бы жить и кормить наших детей». Слова эти разнеслись по берегам Темзы. «Не стирайте грязное белье лондонцев до тех пор, пока не добьетесь заработка, на который можно жить». Прачек арестовали и обвинили в преступном заговоре. Многих оштрафовали, многих бросили в тюрьму. Владельцы грязного белья думали, что с заговором покончено, что в городе никогда уже не возникнет проблема грязного белья. К их ужасу, на следующий же год прачки опять устроили заговор, а через год — опять. Это называли заговором. Но мы знаем, что это был один из многих эпизодов великой борьбы за свободу человека, борьбы, которая началась тогда, когда тираны и угнетатели впервые поработили своих ближних. Эта борьба не кончится до тех пор, пока дети одного отца будут гнуть спину, чтобы дети другого отца жили в достатке.
