Сергей Нечаев | страница 3
— Научитесь же, наконец, требовать! Устраивайте манифестации в самих университетах…
— И вас выкинут из них… — зло перебивает Езерский, постоянный его противник.
— Не посмеют, если выступите коллективно. Покажите напуганному начальству вашу силу и требуйте своих прав…
— Чтоб озлобить правительство. Чтоб нас выгнали из университета и сослали…
— Но только так вы добьетесь чего-нибудь!
— Неправда! Мы пришли учиться. Мы все погубим, если нас станут считать революционерами…
— Да начальство нас всегда ими считало…
«Учебное начальство и полиция обязываются уведомлять друг друга о всех проступках, о всех действиях, навлекающих сомнение в нравственной и политической благонадежности студентов…»
«В устранение потери времени для учения и исправного посещения лекций, студентам воспрещается устройство концертов, чтений и каких бы то ни было собраний…»
Параграф за параграфом читает Нечаев правила министерства народного просвещения. Читает и испытующим взглядом ищет в этих разгоряченных головах, пылающих глазах решимость и отвагу. Он зовет их дальше, от простых студенческих волнении к великому народному бунту — к революции.
— Здесь, в рядах истомившегося народа, наше место. Вспомните, на чьи деньги мы учились. Забудем ли мы его теперь, отвернемся ли!?
Собрание глухо и недовольно урчит. Петербургские студенты еще не доросли до политической борьбы.
Но вокруг Нечаева уже теснится маленькая группа сторонников. Кто-то из них бросает в лицо собранию презрительное — консерваторы! Кличка подхвачена. Через несколько дней весь Петербург будет говорить о том, что студенты раскололись на «консерваторов» — езерцев, и «радикалов» — нечаевцев.
Сходка кончается. Уже полночь. Нечаев возвращается в Сергиевское училище.
В ночной тишине особенно гулко раздаются шаги, вызывая какое-то странное эхо. Нечаев, сначала рассеянно, потом все внимательнее прислушивается и вдруг оборачивается. Чья-то фигура прижимается к стене и сливается с темнотой. В это же время умолкает эхо. «Шпион!» — промелькнуло у Нечаева.
Сырой петербургский день. Двумя встречными потоками текут толпы занятых и чуждых друг другу столичных жителей.
Подгоняемый общим течением, молодой человек в студенческой шинелишке приближался к Троицкому мосту, когда вдруг у самого его уха раздался стук колес.
Студент обернулся.
В это время быстро мчавшаяся тюремная карета поравнялась с ним, и к ногам студента упала бумажка.
— О-ох, проклятый! Носит вас таких, окаянных!.. — закричала толстая баба, налетев сзади на неожиданно нагнувшегося студента.
