Пещера стояла теперь прямо на пути персонажа. Не было способа обойти ее. То, что находилось внутри, возможно, стоило того.
* * *
Сокровища моей матери, ее серебряные ожерелья и броские кольца, их блестящий символизм, то, как многие из них передавались по материнской линии, как эти символы были способны создавать дом и представлять семейную историю, и даже не с одной сюжетной линией, во всей своей сложности, — вот чего я желал, когда заставлял персонажа в игре открывать очередной сундук с сокровищами, глубже погружаться в пещеру с ее дрожащими сталактитами. Когда мне было девять лет, эти сокровища обрели буквальное значение, которое я никогда не мог вытряхнуть из головы. Мы с семьей стояли на пирсе — вскоре его должны были забраковать и закрыть. Мы были на каникулах во Флориде. Пирс сотрясался каждый раз, когда волна билась в его рассыпавшиеся столбы. Слышался стон — вода касалась его ржавых металлических перекладин. Отец взъерошил мне волосы. Я бросил в воду пластиковую бутылку из-под кока-колы, внутри этой бутылки была записка.
«Дорогой пират!
Как ты поживаешь? Приятно познакомиться, хотя я не знаю, кто ты. Я хотел бы познакомиться с тобой, так что, пожалуйста, напиши мне ответ. И, если можешь, пожалуйста, пришли мне сокровище.
Твой друг Гаррард».
Мы вернулись в дом, уставшие после десяти часов езды, и нашли пожелтевший листок из блокнота, пришпиленный к передней двери — карту нашего двора с гигантским крестом, где, как сообщала записка, пират по имени Лонцо зарыл свои сокровища. Мама притворилась, что шокирована, прижав пальцы к щекам, оставляя десять красных следов на лице, когда уронила руки. «Дикость какая-то, — сказала она. — Просто какая-то дикость». Отец помог мне принести лопату из гаража на то место, которое Лонцо пометил на своей карте. Крест был нарисован серебряной краской на траве. Вместе мы вдавливали теннисными тапочками лопату в землю и зарывались в застывшую глину. На глубине трех футов мы нашли шкатулку, заполненную в основном бижутерией, но и настоящими драгоценностями, которые, как я позже открыл, принадлежали моей бабушке, и для которых она больше не находила применения. Они с моим дедушкой устроили все это в тот вечер, когда мама позвонила им и рассказала о послании в бутылке.
После того, как мы вымыли шкатулку водой из брандспойта в саду, я держал драгоценности в нижнем ящике стола. Бывало, я вынимал блестящие золотые вещицы из шкатулки, надевал, сколько мог, на шею и запястья, и вставал перед зеркалом. Вертелся перед ним. Я делал это снова и снова, пока отец не обнаружил меня однажды и не сказал, что я должен перестать, что Лонцо расстроился бы, если бы увидел, как я издеваюсь над его сокровищем.
