Если Индия[218] вела свою игру, то Каир вел свою. Лоуренс вернулся в Египет[219] и узнал там, что арабское восстание было вот-вот готово разразиться[220].
С тех пор, как Фейсал вернулся в Дамаск, он советовал своему отцу выждать. Военные круги «Ахад» и «Фетах» начали опасаться, что Германия выиграет войну. Турецкая армия засела в Дарданеллах, но там она одерживала победы. Месяц за месяцем рассеяние арабских дивизий продолжалось, террор парализовал тайные общества, достаточно большое число их руководителей было подвергнуто пыткам, поэтому Фейсал мог каждый день опасаться, что его выдадут. Помощь, которую приносили Сирии англичане с тех пор, как начались переговоры между Мак-Магоном и великим шерифом, сначала была военной: восстание почти всех войск, размещенных на юге Тауруса. Она стала почти исключительно гражданской, потому что турецкие репрессии меньше ударили по «Фетах», чем рассеяние войск — по «Ахад». Хуссейн, одновременно с тем, как посылал Фейсалу тайные послания, которые его слуги возили в ножнах кинжала или между подошвами сандалий, официально адресовал ему приказ вернуться в Стамбул, чтобы там принять присягу на верность его семьи халифу, для успокоения младотурецких министров.
6 мая двадцать знатных пленных из числа самых значительных семейств — одни подозревались в принадлежности к обществам, другие просто во враждебности к турецкой администрации — были без суда повешены на рассвете, четырнадцать на главной площади Бейрута, шесть на главной площади Дамаска. Утром толпа обнаружила виселицы. Казнь была объявлена после полудня в газетах, распространяемых бесплатно. В первый раз арабы были казнены не за прямую или непрямую связь с врагом, а за преступление национализма: они хотели «отделить Сирию, Палестину и Ирак от османского султаната». Можно было ожидать, что Джемаль, путем заключений, пыток и казней наудачу, добился того, что «Фетах» был так же беспомощен, как пока что был «Ахад». Немецкая миссия собиралась объединиться в Хиджазе с турецкой миссией в три тысячи пятьсот человек, над которой она приняла бы командование[221].
Казни продолжались. Фейсал утверждал перед Джемалем, что у него не было никаких связей с приговоренными, разве что родственные, и старался замолвить за них слово. Паша время от времени приглашал его на прогулку. Автомобиль останавливался рядом с виселицами, у подножия которых ждали сирийские националисты с надетыми на шею петлями. И эмир, которого Джемаль доброжелательно вел под руку, проходил перед ними, как на смотре, пересекаясь с ними долгими взглядами, в то время как Джемаль наблюдал… до тех пор, пока Фейсал не получил, наконец, в пирожном послание, которое объявляло, что восстание должно начаться сейчас же: люди, собранные Али в племенах, соединились в Медине.
