Сопровождаемый начальником Интеллидженс Сервис в Месопотамии[204], он появился за вражескими линиями как парламентер, чтобы вести переговоры об обмене ранеными. Им, согласно традиции, завязали глаза; Халиль-паша принял их тем же вечером. Они просили выслушать их наедине; миллион фунтов, затем два были с очевидным презрением и живым удовольствием отвергнуты.[205] Он оставил их на ужин[206]: вернуться к своим они должны были на следующее утро. Ужин прошел за обсуждением официальных предложений.
Халиль держался вежливо, смутно признавая, что английским парламентерам он был обязан честью отказаться от их предложений. Был подан пышный турецкий ужин, и беседа продолжалась на французском, среди великого безмолвия лагеря и осажденного города, когда тот и другой были полны умирающих, и не слышалось больше ни одного ружейного выстрела.[207] Несмотря на суждение Тауншенда об арабских обитателях Кута, Лоуренсу поручили просить, чтобы против них не было предпринято никаких репрессий. Халиль доброжелательно ответил, что вовсе не собирается предпринимать крайние меры; он повесит всего девять представителей знати. Ужин был подан в саду, под звездами Халдеи, снисходительными к мольбам.
Следовало договориться, чтобы больные и раненые индийцы были обменяны на пленных из турецкой армии; но те были в большинстве своем арабами, и Халиль не считал их турецкими пленными. Большая часть арабских пленных была заочно приговорена к смерти за то, что сдались добровольно. «Их единственное желание — перейти на сторону врага: ни одного нельзя поставить на передовую… Зачем их забирать? Чтобы расстрелять?»[208]
Как и офицеры индийской армии, офицеры Халиля твердили о подлости арабов: люди охотно считают подлыми тех, кто не по доброй воле сражается на их стороне. Но под их презрением, как и у их начальника, угадывалась враждебность арабов к ним: «Среди них нет ни одного, кому можно было бы доверять!» Лоуренс, насколько мог, поддерживал беседу, к удивлению Халиля, который спросил, откуда у него такой интерес к этим канальям. Каждая фраза генерала подтверждала то, что Лоуренс считал известным, каждая предполагала, что достаточно было лучше вести политику, и сила, затерянная в глубине пустыни, поднялась бы против этих презрительных турок и ослепленных англичан.[209]
Тонкий звон хрусталя отзывался среди поразительной тишины спящего лагеря, перед тифозным городом, агонизирующим среди библейских роз и мух…
