Закрыв за ними дверь, Божья Тварь подошла к Маргарите и стала щупать ей живот, приговаривая:
— Вот и хорошо, вот и хорошо… Все у нас получится.
Откуда-то издалека донеслись два колокольных удара.
Звонили в монастыре Монт-о-Муан, чей колокол был слышен, когда дул северный ветер, — как нынешней ночью. Маргарита приподнялась на ложе.
— Уже к заутрене звонят!
Повитуха возразила с неожиданной яростью:
— Еще чего выдумали! Повечерие это!
— Какая разница? Что повечерие, что заутреня…
— А такая разница, как между рождением и смертью! Всю мою жизнь дожидалась я этого часа. Только того ради и приехала сюда!
Маргарита внезапно почувствовала, как ее охватывает беспокойство. Божья Тварь низко склонилась над ней. Ее странное, словно недоделанное природой лицо отразило сильнейшее волнение.
— В моих краях есть поверье. Дети, которые родятся в последний час ночи Всех святых, как раз перед самой заутреней, получают благословение всех святых и живут сто лет. Но те, что родятся в первый час следующего дня, в День поминовения усопших, отмечены знаком смерти и живут всего один день!
Маргарита де Вивре закусила губу, чтобы не закричать от радости. Так значит, это правда! Дух Теодоры не солгал ей: от их соития той ночью в хижине родится чудесный ребенок…
Голос повитухи сделался еще серьезнее.
— Я могу попытаться облегчить вас прямо сейчас, покуда еще есть время до последнего часа перед заутреней. Но тогда ваш ребенок будет как все остальные. Ста лет ему, конечно, не прожить, но и на следующий день не помрет…
Маргарита затрясла длинными черными волосами:
— Нет, нет. Я хочу, чтобы он жил сто лет!
— А ну как он проживет всего один день? Ведь риск-то какой.
— Пусть! Я на все согласна!
Божья Тварь молча покинула Маргариту и, подойдя к огню, стала готовить какой-то отвар из собранных ею трав.
— Это полезные травы, они вам помогут.
Внезапно Маргарите пришла в голову неожиданная мысль.
— А как мы узнаем, что настал последний час перед заутреней?
— Мы-то? Чтобы наверняка, это навряд ли… Господь зато будет знать, вы ему молитесь.
Узнать точное время в ту эпоху действительно представляло неразрешимую проблему. Час тогда был совсем не таким, каким мы его знаем. День делился на двенадцать часов — от восхода до заката. Равным же образом на двенадцать часов делилась и ночь. Однако продолжительность дня и ночи в течение года различна. Во время зимнего солнцестояния день длится едва восемь часов, а во время летнего — шестнадцать. Таким образом, единая мера времени — час — менялась со дня на день.
