Марк долго посмотрел на Кей и, потушив сигарету, несколько грустно продолжил:
– Он не способен любить, для любви нужно как минимум две вещи – смелость и готовность к изменению самого себя. Но трусость «самый страшный порок». Кто променяет стабильность на риск? Никто не хочет ломать себя, свои привычки, свой мир, чтобы войти в мир Другого. Кто-то сказал: «Взгляд Другого рождает ужас». Почему «ужас»? Потому что он показывает мне, что Я не совершенен, что мне нужно меняться, что Я только кусок мрамора, а статуя – результат внутренней работы и боли. Но мы не хотим больше страдать, не хотим ваять себя, мы лучше замкнемся в собственной скорлупе, мы хотим «хлеба и зрелищ», мы хотим развлекаться и «брать от жизни все». И пусть любят нас такими, какие мы есть… Но вот проблема… То, что мы считаем самими собой, не мы… Только кусок мрамора. Мы сами себя еще не увидели даже. Потому что, чтобы стать собой, нужен резец и Другой, тот, кто увидит, что нужно отсечь… Нужно найти своего Микеланджело… Мы разучились друг в друга смотреться… Мы мумии – мы не хотим оживать и вставать из своих саванов и погибаем, задушенные одиночеством. Почему? Может быть, мы однажды что-то неправильно поняли..? И я в том числе… Я сам стал почти такой же мумией…
Кей вспоминала его лицо, его блестящие глаза… Он так хотел свободы, но, увы, уже сам был со всех сторон сжат… Кей готова была идти за ним, как жены декабристов за своими мужьями… Неважно куда, и неважно зачем… Ее воспоминания оборвались…
Она перевернула журнал и задумчиво остановила свой взгляд на второй стороне обложки, где рекламировался развлекательный комплекс и отель «Аладдин». Ей вдруг показалось, будто она что-то вспомнила, но, как часто такое бывает, она не могла никак поймать мысль, которая как назойливая оса жужжала совсем близко, не давая себя схватить. Она еще раз взглянула на сказочную картинку комплекса и, отбросив журнал, направилась в душ.
«Что делать?» – думала она, стоя под сонмом играющих капель. В ее голове стучали все те же вопросы, которые когда-то волновали Чернышевского и Герцена: «Что делать?» и «Кто виноват?». Она подумала о Жаке, который вдруг вызвался ей помочь.
Да, это странно, – летела ее нестройная мысль, – почему она так ему доверилась и почему совсем не боялась? Ей казалось, будто она встретила своего отца, которого у нее никогда не было: забота сквозила во всем его облике.
Жак знал, как дешево стоит мир и как дорого стоит человек, поэтому бытовые проблемы его почти не занимали. С тех пор, как его жизнь превратилась в кисть и мысль, он писал людей, вглядывался в их черты и сквозь полотно пытался проникнуть в тайну их существования. Но, как бы пристально он ни вглядывался, очень редко Жак встречал человека, лицо которого таило в себе смысл и ответ и выражало нечто большее, чем радость, тщеславие или телесную красоту. Такое лицо было у Кей, и поэтому, он не мог ее оставить, он чувствовал, что в ней сокрыт ответ, и что она нужна ему не меньше, чем он ей.
