«Я спасу его, а он окажется насильником. Или уродом. Гены не вода, гены плохие…» — кусала нательный крестик ведьма, переворачивая ситуацию в голове и так и эдак. Видела она, что Кирюше суждено было мучиться. А если суждено, кто она такая, чтобы мешать? Мироздание ее за подобное своеволие вряд ли бы простило. Наказало бы только. Жестоко и справедливо.
«Я не хочу, чтобы он мучился…» — выдохнула Верона, обрекая волю в слова, и тут же вскочила на месте. Действительно! Вот оно. Она просто не хочет, чтобы кто-то мучился. Разве это не самый верный посыл из всех имеющихся? Самый благородный? Никто не накажет за прекращение мучений детей! Ведь это чистые души в любой религии, в любом веровании.
Верона так запалилась идеей, что уже через двадцать минут мучительных и неудачных поисков аргументов против сидела верхом на укутанном одеялами джинне.
— Я знаю!
Шахрура подбросило во сне. Он вскрикнул, почти вскочил, но смог лишь напряженно поднять голову — слишком надежно его придавила ведьма. Минуту своего пробуждения джинн посвятил бранному шипению — как и всегда, в основном не по-русски. Аккомпанементом ему служили обеспокоенные крики дегу.
— Тебя кто-нибудь учил не вламываться так в личное пространство, женщина?! Не с тем ты явилась, чтобы на меня присаживаться!
— Желание! — легко отмахнулась от джинна Верона. — Я придумала. Знаю, как сказать. Надо сказать, а то я передумаю, честно. До утра не доношу, черный.
— Ладно, — Шахрур остыл резко, будто спичку затушили. — Говори.
— Шахрур… — Верона запнулась, сжав в ладони крестик на груди. — Шахрур, я желаю, чтобы Кирюша не мучился.
Ожог на запястье отозвался секундной болью — будто кто-то протянул раскаленную проволоку под кожей. Джинн немо сощурился на ведьму и медленно опустил затылок обратно на подушку, устроившись удобнее.
— Твое желание исполнится, — сипло проговорил он. — А пока ложись отдыхать. Как ты там сама говорила? Про мудрое утро? У нас говорят, что оно богатое. Вот и тебе работать завтра, хозяйка. Так что иди.
Верона выдохнула, поблагодарила джинна и извинилась за нападение. В свою комнату она вернулась с тяжелым сердцем, а уснуть так и не смогла.
Утро ознаменовалось тревожным звонком от Оксаны. Верона поднимать не спешила, только смотрела на знакомый контакт, высветившийся на дисплее. Казалось, тот даже мигал взвинченно, нервно. А первая же фраза била больнее выстрела:
«Кирюша умер! Уснул и не проснулся!» — рыдала в трубку Оксана. Верона, спроси ее кто-нибудь тем же вечером, как она успокаивала подругу, ничего бы и не вспомнила. Сначала то были неуместные обрывистые фразы, потом советы, затем просьбы успокоиться и принять валерьянку или еще что-нибудь.
