Верона едва ли могла представить ужасы, пережитые черным. Но вполне сумела вообразить ту цепочку несправедливости, которая привела джинна к ней. И теперь все становилось на свои места. Даже его ядовитая натура.
Ведьма нахмурилась, смаргивая скопившиеся внезапно слезы. Страшнейший ужас, который любое живое существо способно испытать на своей шкуре — это лишение надежды. Отсутствие света впереди. Вероне стало дурно от того, что она теперь являлась крупицей боли одержимого.
— Ты не видел, как изменился человеческий мир? — поборов дрожь в голосе, поинтересовалась ведьма.
— Ну… — в паузе осело сомнение — совершенно узнаваемое, понятное. — Увидел, как изменился, за то время, которое провел с ним, — джинн ткнул пальцем себе в висок. — Но не видел, как менялся. Слышал. Как я уже сказал, в моей темнице было… Радио.
— Точно, — Верона миролюбиво улыбнулась. — Хочешь пощупать? Принесу тебе свой ноутбук. Интернет творит чудеса! И книжки почитать можно, и новости разного времени посмотреть… Чтобы тебе не скучно было. Только, пожалуйста, если соберешься еще что-то уничтожить, бей его, а не живое, ладно?
Ответить джинну Верона не дала, тут же вскочив с места и убежав из комнаты. А вернулась она уже с электрическим другом, которого бесцеремонно — но все же осторожно — водрузила черному на колени. Теперь она расположилась ближе, у дивана.
— Вот тут открываешь, а тут включаешь. Интересно, могущественный джинн угадает мой пароль?
Но могущественный джинн даже не попытался угадывать. Его лицо скривилось в смятении, а ноутбук удостоился лишь секунды внимания. Оно было приковано к ведьме. Черные глаза больше не горели кровавой злобой, но в них читалось неверие и отчужденность.
— Что ты хочешь от меня? — наконец выплюнул черный, и запалившись, казалось, от собственной мысли, вновь пришел в ярость. — Ты либо желаешь обмануть меня, женщина, либо ветрена, как долина Нила в хамсин! Ты хотела, чтобы я оставил человека. Угрожала мне. Заточила меня. И я убил его! Убил его семью! А до них убивал и сводил с ума еще больше. И теперь ты говоришь мне, что я могу ломать твое добро, думаешь о моих желаниях, льстишь моим силам?
— Нет, — Верона вздохнула, легко смирившись с тактическим поражением. Не удалось усыпить бдительность черного. Не удалось так просто втереться в доверие. — Я неумело пытаюсь унять твою горечь неуместной шуткой. Вероятно, зря, ведь в тебе нет действительно ничего, кроме злости и обиды. Я не хочу тебя держать здесь и быть еще одним поработителем. Но я боюсь, что ты причинишь еще больше боли от желания мести. Ты — Лихо. У беды только один глаз, оттого она видит узко… У тебя один глаз. Ты не ведаешь, что творишь, пока так сильно болен душой.
