Или это были его зрители? Те, кто восхищался его картинами? Те, кто пугался заключённых в рамы образов? Они?
Доминик не вспоминал о своих почитателях, он не знал их в лицо, он не чувствовал их. Это были тени, что бродили из зала в зал. И он старался как можно меньше разговаривать с ними. Но вот ему вдруг представилось, что вернисажи, где висели его картины, обернулись таинственным лесом, в котором блуждали невинные души. И среди них таился зверь, хищник, который тщательно выискивал жертву и убивал её.
И в его охоте, в том, как он отбирал жизни, были природная мощь и истинное совершенство.
Телевизор всё ещё что-то лопотал. Доминик поднялся, чтобы отключить его, но тут же замер. После программы новостей начался фильм о волках. И прямо сейчас перед глазами Доминика развернулась сцена охоты. Загнанный олень споткнулся, его горло разорвали белые и острые клыки. Снег обагрился кровью.
Было ли что-то общее у преступника с волком, с хищником, который с такой властью и силой забирал себе чужое дыхание?
— Нет, нет… Всё не так, — прошептал Доминик. — Не так. Иначе. Он не зверь, нет.
Ему не хотелось в это верить, но почему, Доминик размышлять не стал. Щёлкнув пультом, он спешно поднялся в студию.
* * *
Новая картина притягивала взгляд, и Доминик отвернул мольберт лицом к стене, чтобы не увлекаться им. Прежний холст, на который осталось нанести не так уж много мазков, показался унылым и скучным. Доминик взял себя в руки. Он был профессионалом и не оставлял неоконченных работ. Это было ещё одно его правило, ещё один пунктик, который делал его жизнь такой размеренной и спокойной.
Иногда ему приходило в голову, что ритуалы и помогли справиться со всеми жизненными невзгодами. Дали ему силу подняться туда, где он теперь находился. Каждое правило становилось очередной ступенькой. Он не хотел нарушать их, вчерашнее ощущение греховной сладости уступило место мрачному осознанию, что отрицать самого себя опасно. А разве он не из самого себя выковал каждое звено той цепи, что охватывала всю его жизнь? Цепи, призванной не лишать свободы, а удерживать в мире людей. В пространстве, заведомо враждебном.
Может, тот творец отбросил собственную цепь? Но это не принесло ему ничего хорошего. Точнее, не принесёт.
Доминик замер, осмысляя. Может ли быть пойманным сошедший с ума бог?.. Ему стало не по себе от этой мысли.
