Из пепла | страница 52



— Именно! Ты не можешь уследить за переменой, так ведь? А это оттого, что он попросту принимает из одной физической оболочки другую, изменяя само пространство. Это происходит в мгновение ока, так как у его сущности, грубо говоря, уже есть две заготовки: облик дракона и облик человека, а потому ей не надо тратить время на создание чего-то нового. Именно поэтому одежда никуда не пропадает после превращения: она все время была тут, просто сейчас мы видим его как дракона, а не как человека. Между прочим, только поэтому драконы-оборотни могут обращаться лишь тогда, когда уверенны в том, что места для этого хватит: иначе сущность рискует застрять между двумя физическими оболочками, что кончится для нее плачевно.

Природа малойкльеров же уникальна: они могут взаимодействовать абсолютно со всеми мирами и принимать удобный для них облик, создавая его на свое усмотрение. Потому они не просто волшебные звери, как считает большинство невежд в этом и других мирах. Малойкльеры что-то вроде существ на уровень выше нас с тобой, так как мы не можем выбирать и самостоятельно создавать себе физические оболочки.

А вот драконы-оборотни являются чем-то посредине — с одной стороны, они могут выбирать как им выглядеть, а с другой — им дано два облика, самостоятельно создавать новых они не способны.

— Объясняешь ты просто превосходно, признаю. Мне очень даже все понятно теперь, только вот ты не ответил на вопрос: почему Борзая не смогла поменять себе физическую оболочку, когда вернулась в Дауэрт?

— Хм… Думаю, это оттого, что ее прошлая оболочка в виде кошки вполне соответствовала этому миру, как и твоему прошлому. А без напоминания, она попросту забыла создать себе что-то новое.

— Что, Борзая, забыла обнулить переменные? — хохотнула Биара, потеребив кошку за ухом.

Поймав вопросительный взгляд Валтора, она отмахнулась:

— Не бери в голову. Юмор из моего прошлого мира.

* * *

Она находились в западном крыле дворца после того, как все утро обследовала живописный королевский замок. Прямо сейчас Биара стояла возле статуи огромного золотого льва. Это произведение искусства было делом рук все того же Гленвиля Дальнозоркого. Чем больше его работ она встречала, тем быстрее росло ее восхищение. Все творения мастера были поистине незабываемы.

Биара не могла оторвать глаз от спокойного и властного взгляда льва, который был не иначе, как королевским. В него Гленвиль сумел вложить все качества, свойственные великим королевским особам: в нем была твердая уверенность, но вместе с тем и расчетливое спокойствие. Глубокая мудрость и отвага. Величие, сильный характер, а также непревзойденная харизма и лидерство. Золотой лев — как символ Королевства — стоял, положив переднюю лапу на небольшой камень. В его фигуре застыли малейшие детали, каждый мускул замер, грива развевалась, а умный, слегка печальный взгляд был устремлен вдаль.