. Проблема заключается в том, что большинство исследований отмеченной выше взаимосвязи было посвящено влиянию женских гормонов (эстрогенов) на секреторную функцию коры надпочечников, где вырабатываются кортикоиды.
Антагонизм кортикоидов и половых гормонов был весьма осторожно констатирован именно применительно к эстрогену. Было экспериментально установлено, что эстрогены понижают уровень агрессивности, в том числе и у людей. Собственными исследованиями авторы установили, что самки низших животных с удаленными половыми железами проявляют повышенную агрессивность. В отношении обратного влияния К. Лишшак и Э. Эндреци были не столь категоричны: «Действие гормонов коры надпочечников на половое влечение еще не совсем выяснено, и наши данные во многих отношениях неполны»[162]. Обращаясь к теме связи нейроэндокринной деятельности и эмоциональных состояния людей, ученые и вовсе признавали, что «страх, радость, гнев, по сути дела, являются проявлениями мотивированного состояния поведения в объективной и субъективной плоскостях»[163], так что успешность психологической адаптации к экстремальным условиям не может считаться исключительно условнорефлекторной или обусловленной деятельностью желез внутренней секреции организма.
Какие научные исследования позволяют достоверно связать матерщину с выработкой мужских сексуальных гормонов и сексуальной окраской поведения бойцов — вопрос до сих пор принципиально открытый.
Зато в книге самого Леонида Александровича «Стресс войны» встречаем такие описания военнослужащих, испытавших во время боевых действий в Чечне воздействие боевого стресса 3-го ранга (в терминологии автора), т. е. стресса в самой тяжелой форме, запускающего фактически механизмы самоуничтожения индивидов: 1. «„Дурашливые” — Эти постоянно склонны шутить, как правило, невпопад. Дурацкие шутки их чаще беззлобны, нередко эротичны (матерны)»[164]; 2. «„Остервенелый” заметен среди других солдат. Взгляд злобный… Отвечает отрывисто, резко. О чем с ним ни заговоришь — все у него: «Суки!» и… (матерно)»[165]. Получается, что матерная брань на войне — это не лекарство от стресса, а симптом тяжелейшего поражения психики, когда адаптационные механизмы уже не справляются с действием стрессоров.
В другой книге приводится следующий эпизод: «Автор был свидетелем того, как в 2000 году рота российской армии была выведена из многосуточного боя в Аргунском ущелье (в Чечне) с большими потерями. Мальчишки — солдаты-срочники в полном унынии, грязные, голодные — падали от изнеможения. Офицеры войсковой службы воспитательной работы (бывшие «политруки») подогнали к солдатам грузовую машину с откинутыми бортами. С нее, как со сцены, бригада «песенников-контрактников» 15 минут пела ядреные матерные частушки. За это время солдаты преобразились. Они смеялись, хохотали, их лицам вернулась индивидуальность, прямо на глазах восстанавливалась боеспособность. Ни сон, ни еда, ни отдых не дали бы столь интенсивного рекреативного эффекта (Китаев-Смык Л.А., 2001)»
