«Эксельсиор» — большой ночной клуб нашего города. Плохой репутацией он не славился, но по какой-то причине женщины приходили сюда либо с мужьями, либо не приходили вообще. Я взглянула на огромную, подсвеченную электрическими лампочками вывеску с названием заведения, такую яркую, что на нее было больно смотреть. Я прошла через стеклянную дверь и поднялась наверх, не слыша своих собственных шагов из-за мягких ковров, устилающих пол. Резкие, грохочущие звуки, которые издавали инструменты какой-то джазовой группы, оглушили меня, едва я вошла в главный зал. Повсюду светили белые круглые лампы, стояли белые столы, мельтешили черные костюмы и чьи-то обнаженные плечи. В стаканах искрились и пенились напитки, девушки щеголяли в шелковых чулках и мерцали дорогими брильянтами.
Мистер Грей меня ожидал. Он выглядел как один из парней на картинках из престижных журналов о мужской моде. Будучи истинным джентльменом, он не выказывал ни единого признака того, чтобы его что-то в этом месте удивляло. Он вежливо и с почтением улыбнулся мне, ведь настоящему мужчине это дозволено. Я выбрала столик за занавесом, откуда можно было наблюдать за входной дверью. Затем я села и стала смотреть в том направлении, отметив про себя то, что вся комната будто подернута туманной пеленой, в которой все предметы и люди теряют четкое очертание. И в то же самое время я видела дверной проем четко, как будто через увеличительное стекло, до самых мельчайших деталей.
Я помнила, что мистер Грей о чем-то разговаривал, как и я. Он улыбался, и я тоже, наверное, улыбалась в ответ… Над входной дверью висели часы и показывали восемь тридцать, когда я зашла сюда. Стрелки на циферблате понемногу двигались, а я наблюдала за ними. И если бы кто осмелился тогда заглянуть в мою душу, то не увидел бы там ничего, кроме большого белого циферблата со стрелками. Ничего более.
Ровно в девять, в ту самую секунду, когда большая стрелка замерла на цифре двенадцать, большая стеклянная дверь открылась. Я знала, что так оно и будет, но, все же это оказался не Генри, а Клэр ван Дален.
Она была одна. На ней было черное вельветовое платье без всяких вычурностей, просто кусок мягкой материи, в который она была элегантно обернута, но на ее голову была водружена самая роскошная брильянтовая диадема, какую только можно было себе вообразить.
Она остановилась у двери, внимательно, но быстро оглядела всех присутствующих и вскоре поняла, что его тут нет. На ее губах неуловимо мелькнули злость и грусть одновременно. Она медленно прошла через весь зал и села за одним из столиков. Я могла наблюдать за ней со своего места через прорезь в занавесе.
