Я захожу внутрь и осматриваюсь: тут ничего не изменилось. Разве что ещё больше стала, а прореха в крыше, да ветер накидал на пол сухих листьев, отчего тёмные доски спрятались под хрустящим ковром. Шагаю по листве, касаясь пальцем стены. Вот и гвоздь, на который Клаус вешал своё ружьё. Гвоздь шатается и, наверное, скоро выпадет.
Бернадет оглядывается по сторонам и подходит к камину. Пока я занимаю своё обычное место на дряхлом сундуке, подруга что-то внимательно изучает в очаге. Щупает руками и наклоняет голову то в одну, то в другую сторону.
— Что там? — спрашиваю я.
— Похоже, что тут был тайник, — бормочет Бернадет. — Или до сих пор есть. Вот только… Ага, есть!
Что-то щёлкает, и правый угол камина проворачивается, открывая тёмный проём. Подруга запускает туда руку и вытаскивает наружу что-то, завёрнутое в грязную тряпку.
— Как ты так можешь? — удивляюсь я, покуда Бернадет идёт ко мне, на ходу раскрывая находку. — Я сто раз тут была, и мне даже в голову не приходило искать здесь какие-то секреты. Да я и не думала, что у старика были какие-то тайны. Что там?
— Похоже на дневник, — подруга садится рядом, и старый сундук негодующе кряхтит под нами. — Только я же читать не умею. На, посмотри.
Я умею читать, но легче от этого не становится: языка, которым написан дневник, я не знаю. Придётся открытие этой тайны отложить на потом. Наверное, стоит показать книжицу Жаку — нашему конюшему. Папа говорил, что Жак много где бывал и знает несколько иностранных языков.
Поэтому мы просто сидим на сундуке, смотрим на звёзды и болтаем ни о чём. Бернадет рассказывает, что в старом замке закончился ремонт, и Оливье по секрету ей поведал, что скоро король вернётся в родные пенаты. Отец несколько раз возил меня в новый замок, но это было так давно, что я уже и не помню, как выглядел Его Величество. Вряд ли теперь мне удастся попасть в гости к королю. Может быть, посмотреть из-за ограды.
— Смотри, — внезапно говорит Бернадет и показывает пальцем на окно.
Среди тёмных деревьев точно плывёт светящийся силуэт. Останавливается и мне кажется, смотрит в нашу сторону. Потом пропадает, и я вновь вижу лишь ночной лес.
— Видела? — спрашивает Бернадет. — А ты говорила!
— Да, но, — я качаю головой. — Это же была женщина, совершенно ясно — женщина.
Бернадет пожимает плечами, а после зевает и спрашивает: не пора ли возвращаться? Возвращаться не хочется, но время действительно позднее, а вставать — ни свет, ни заря. Поэтому я неохотно соглашаюсь, и мы покидаем домик старого Клауса.
