Меня переполняли иррациональная радость и ощущение победы, – казалось бы, странная реакция со стороны человека, который каждый день имеет дело с животными, но я предвкушал годы дружбы именно с этим котом.
И обманулся в своих ожиданиях. В ту минуту я не мог знать, что через двое суток Олли не станет.
На следующее утро Хелен позвала меня снаружи, в ее голосе звучало отчаяние:
– Джим! Скорее! Что-то с Олли!
Я бросился к ней. Она стояла на склоне возле сарая. Рядом была Жулька, но Олли казался просто темным пятном в траве.
Я нагнулся, и Хелен вцепилась мне в плечо:
– Что с ним?
Он лежал неподвижно, лапы торчали палками, спина изогнулась в смертной судороге, глаза остекленели.
– Боюсь… Боюсь, он мертв. Похоже на отравление стрихнином…
И тут Олли шевельнулся.
– Погоди! – воскликнул я. – Он еще жив, но едва-едва.
Я заметил, что судорога ослабла, и сумел согнуть ему лапы и поднять его, а она не повторилась.
– Нет, это не стрихнин. Похоже, что-то другое. Мозговое. Возможно, кровоизлияние.
У меня пересохло в горле. Я унес его в дом. Он лежал неподвижно, дыша еле заметно.
– Ты можешь помочь? – спросила Хелен сквозь слезы.
– Сейчас же отвезу его в операционную. Мы сделаем все, что в наших силах. – Я поцеловал ее в щеку и побежал к машине.
Мы с Зигфридом дали ему снотворное, потому что он начал делать лапами педалирующие движения, сделали инъекцию стероидных препаратов и антибиотиков, а потом положили под капельницу. Я смотрел, как он лежит в большой реанимационной клетке и слабо перебирает лапами.
– И больше мы ничего сделать не можем?
Зигфрид покачал головой. Он согласился с моим диагнозом: инсульт, церебральное кровоизлияние – называйте как хотите, но, безусловно, поражение мозга. Я видел, что мой партнер ощущает такую же беспомощность, как и я.
Весь день мы занимались Олли, и днем было почудилось некоторое улучшение, но к вечеру он снова впал в кому и ночью умер.
Я привез его домой и, вынимая из машины, почувствовал под руками пушистую шерсть без единого колтуна. Теперь, когда его жизнь оборвалась, это казалось насмешкой. Я похоронил его за сараем, в нескольких шагах от соломенной подстилки, на которой он спал столько лет.
Ветеринары, когда теряют любимую кошку или собаку, ничем не отличаются от остальных людей, и мы с Хелен очень горевали. Время, конечно, должно было притупить нашу боль, но у нас осталось одно болезненное напоминание – Жулька. Что делать с ней?
Они с Олли образовывали единое целое в нашей жизни, и мы не воспринимали их по отдельности. Было ясно, что без Олли мир Жульки рухнул. Несколько дней она ничего не ела. Мы звали ее, но она отходила от сарая на несколько шагов, недоуменно озиралась и возвращалась на солому. Ведь за все эти годы она ни разу не сбежала вниз одна, и душа надрывалась видеть, с какой растерянностью она озирается по сторонам, ища своего верного спутника.
