– Верно. Руки меня не слушаются.
– А когда принимаете ее на ночь, в блюдечке что-нибудь остается?
– Остается. А что?
– Так вы же ставите блюдечко у кровати, верно? А Игрун спит возле вас…
Старик уставился на меня:
– Так по-вашему, малыш его вылизывает?
– На что угодно спорю: вылизывает!
Дик откинул голову и расхохотался. Смеялся он долго и весело.
– А потом спит как убитый! Оно и понятно: я тоже носом клюю!
Я смеялся вместе с ним.
– Теперь все понятно, Дик. Как примете микстуру, блюдечко убирайте в тумбочку, хорошо?
– Само собой, мистер Хэрриот. А Игрун больше так валяться не будет? – Никогда!
– Это вот хорошо! – Он сел на постели, взял Игруна и нежно прижался к нему лицом. Потом радостно вздохнул и посмотрел на меня. – Значит, мистер Хэрриот, теперь и беспокоиться не о чем.
На крыльце, второй раз прощаясь с миссис Дагган, я оглянулся на дверь. – «Теперь и беспокоиться не о чем!» А? Какой молодец!
– Это верно. И ведь чистую правду сказал: о себе он не беспокоится.
В следующий раз я увидел Дика через две недели, когда навещал приятеля в дарроубийской больничке. Старик лежал на кровати в углу палаты.
Я подошел и присел на край его постели. Его изможденное лицо дышало безмятежностью.
– Здравствуйте, Дик, – сказал я.
Старичок сонно поглядел на меня и прошептал:
– А, мистер Хэрриот! – Он закрыл глаза, но через несколько секунд открыл их и чуть улыбнулся. – Я рад, что мы разобрались с тем, отчего Игруну бывало плохо.
– Я тоже рад, Дик.
– Его миссис Дагган взяла, – добавил он, помолчав.
– Да, я знаю. Ему там будет хорошо.
– Верно… – Его голос стал тише. – Только вот иногда думается: был бы он тут со мной… – Костлявые пальцы погладили одеяло, губы снова зашевелились. Я нагнулся пониже, чтобы расслышать. – Игрун… – шептал он. – …Игрун… – Веки старика сомкнулись, и я увидел, что он уснул.
На следующий день я узнал, что Дик Фосетт умер, и, возможно, я слышал его последние слова. И были они о его коте. Необычно, но так уместно!
– Игрун… Игрун…
Олли и Жулька. Величайшая победа
Шли месяцы, а в моих отношениях с двумя нашими дикими кошками никакого потепления не наступало, и я с нарастающим душевным трепетом следил, как длинная шерсть Олли опять начинает сбиваться в страшные колтуны. К концу года он вновь выглядел более чем непрезентабельно. С каждым днем становилось все яснее, что пора принимать меры. Но удастся ли мне еще раз его провести? Оставалось попробовать.
Я опять приготовил рыбу с нембуталом, и Хелен поставила миску на стенку, но Олли понюхал, лизнул и ушел. Мы попробовали повторить, и опять Олли исследовал миску с глубоким подозрением, а есть не стал. Явно почувствовал, что что-то назревает.
