Кошечка прыгнула ко мне на колени, и я поторопился отвести глаза от расстроенного лица старика.
– Ну, Эмили, поедешь со мной… – начал я и умолк в нерешительности. Почудилось или ее бока заметно вздулись? – Ну-ка, ну-ка, – бормотал я, ощупывая пушистый живот, а потом посмотрел на хозяина Эмили. – Мне очень жаль, мистер Айрсон, но уже поздно. Она беременна.
Рот у него открылся, но он не сумел произнести ни слова. Потом судорожно сглотнул и спросил хриплым шепотом:
– Но… но что же нам делать?
– Да ничего. Не тревожьтесь. Она принесет котят, только и всего. А я подыщу желающих взять их. Все будет прекрасно! – Я вложил в свои слова максимум убедительности, но это не помогло.
– Так ведь, мистер Хэрриот, я ничего в таких вещах не понимаю! Мне страшно. Она же может умереть родами… Она же такая маленькая!
– Ну что вы! Этого не бойтесь. У кошек подобное случается крайне редко. Вот что: когда роды начнутся – будет это примерно через месяц, – попросите Эдди позвонить мне. Я приеду и послежу, чтобы все было нормально. Хорошо?
– Вы так добры! Мне очень неловко. Беда в том, что… что она так много для меня значит.
– Я знаю. Перестаньте тревожиться. Все будет в полном ажуре.
Мы выпили по чашечке чая, и, когда прощались, он уже успокоился.
Наконец в один ненастный вечер так и произошло. Я снова услышал голос милого старика.
– Мистер Хэрриот, я звоню вам с фермы. Эмили еще не… не разрешилась, но она… словно раздулась, весь день не вставала, дрожит и ничего не ест. Мне крайне неприятно беспокоить вас в такую отвратительную погоду, но я ничего в этих вещах не понимаю, а у нее вид… очень несчастный.
Мне все это не понравилось, но я постарался ответить небрежно:
– Пожалуй, я заскочу посмотреть ее, мистер Айрсон.
– Но все-таки… Вас это очень затруднит?
– Пустяки. Мне по дороге. Скоро буду у вас.
Когда сорок минут спустя я, спотыкаясь в темноте, добрался до юрты и раздвинул мешки, моему взору предстала почти фантасмагорическая сцена. Брезентовые стенки содрогались и прогибались под ударами ветра и дождевых струй. Тусклый дрожащий свет керосиновой лампы смутно ложился на Юджина в кресле. Он нежно поглаживал Эмили в корзине на полу.
Бедная кошечка раздулась почти в шар. Ее трудно было узнать. Я опустился на колени и провел ладонью по выпуклому животу. Кожа казалась растянутой до предела. Эмили была битком набита котятами и выглядела измученной, почти безжизненной. Тем не менее она тужилась и лизала влагалище.
