Успокоенный, с просветленной душой уехал Оксен домой. Будущее уже не казалось ему таким беспросветным, как до сих пор. У Ивасюты появилась надежда, что бог не допустит, чтобы утвердилась эта дьявольская власть, не отдаст в жертву ей обиженных детей своих и рано или поздно, а отобранная земля снова возвратится к нему.
Он достал из сундука Библию, «Жития святых», Псалтырь, положил все это на полку под образами. Каждый вечер собирал всех к столу — читал вслух при зажженной лампе. Строго следил за тем, чтобы все молились, когда положено, придерживались постов, каждое воскресенье посещали церковь.
И, укрощенный, выехал на то поле, что оставил ему Ганжа со своими подручными, собирать урожай.
На жатву, как и заведено, выезжали всей семьей — Оксен, оба сына, сестра. Недавно еще вместе с ними выходили в поле и батраки, а то и соседи, — работы, слава богу, хватало всем, — этим же летом Оксен решил, что управятся в поле сами.
Еще вчера отбили косы, вставили в грабли новые зубцы, выкатили из-под повети арбу, проверили упряжь, а Олеся нарезала сала, наложила полный чугун варенной в шкурке картошки, налила жбан холодного и резкого квасу: на обед решили домой не возвращаться, чтобы не терять времени.
Встали до рассвета, с первыми петухами. В небе мерцали яркие звезды, не остывшая за ночь земля дышала паром — легкий туман тянулся по лугу, до самой речки, пытался пробраться и на огороды, но не хватало силы, и он сползал вниз, оставляя на траве седую росу. На востоке, у самой земли, невидимое солнце раскидывало по небу белую кисею, закрывая ею звезды, а месяц выставил острые рожки, как разъяренный бычок: «Не подходи, а то забодаю!» «Хороший будет денек», — подумал Оксен, и привычно торжественное, радостное настроение, как всегда, когда он выезжал на жниво, охватило его. Но радость тут же и погасла: он вспомнил про девяносто гектаров отобранной земли и уже сердито крикнул в дом, чтобы не мешкали, пошевеливались, а то так и до вечера можно прособираться. На этот окрик первыми вышли сыновья, протирая заспанные глаза и зевая.
— Хоть бы лицо свое умыли! — резко бросил Оксен, и сыновья послушными бычками подались к колодцу, начали поливать друг друга в сложенные лодочкой ладони прямо из ведра.
Вслед за ними появилась и Олеся в старенькой кофте и юбке, в белом платочке, повязанном низко, до самых бровей, чтобы не обгореть на солнце, с двумя узелками, в которых была приготовлена еда на весь день. Девушка посмотрела на восток веселыми глазами, спросила Оксена:
