Посильный из Варшавы привез ему письма от друзей. В одном пакете были российский паспорт и письмо от Суворова с гарантиями безопасности, добытые хлопотами двух дам, в другом — письмо от воеводы Хоминского и черновик покаянного письма к императрице, записанный под диктовку Репнина. Граф должен признать свою вину, отречься от революционных идей, пообещать загладить свои преступления примерным поведением и, не считая себя достойным прощения, довериться великодушию государыни, испросив дозволения вернуться в Польшу и смиренно ожидать там решения своей участи, тогда, возможно, ему вернут все конфискованные имения.
Брат! Из источников я знаю несомненных:
Мир заключен меж нами навсегда.
Тебе об этом объявляю
И от души тебя обнять на радостях желаю.
Не медли и ко мне спуститься поспеши.
Слова этой басни Лафонтена немедленно пришли на память Огинскому, вызвав у него горькую усмешку. Нет, умудренный опытом Петух не поддастся на увещевания Лисы. Свобода и честь или имения? Он выбирает свободу и честь.
В Польше и Литве стоят жестокие морозы, снегу навалило по брюхо лошадям. В экипажах не проехать; их снимают с колес, ставят на полозья — и опять: но, пошли! Морды лошадей обындевели, пар валит столбами из ноздрей; мерзнут путники, но им-то еще ничего, терпимо, а каково тем, кого гонят сотнями, тысячами по дороге от Кобрина на Барановичи, через Минск и Оршу в Смоленск! Взятые в плен под Любанью, Крутицами и Брестом, оборванные, а то и босые, с не зажившими ранами — бредут, ковыляют, падают, подымаются или остаются лежать…
Посреди большого зала стоит длинный стол, за которым сидят пять человек в генеральских мундирах — следственная комиссия; тут же секретарь и переводчик. «Следующий!» Адъютант раскрыл дверь; вошел человек в польской одежде, с повязкой на лбу, припадая на правую ногу. Один из генералов кивнул, и адъютант принес стул.
— Садитесь. Как зовут? Какого сословия и вероисповедания?
— Томаш Городенский. Шляхтич, католик.
— Сколько лет?
— Тридцать два.
— В каком чине состоите?
— Подполковник.
— Присягали?
— А как же. И не раз.
— Кому была последняя присяга?
— Поклялся защищать Отчизну до последней капли крови, в том присягал и крест целовал.
— Вас не о том спрашивают. Государыне присягали? Императрице Всероссийской Екатерине Алексеевне?
— Ту присягу у меня вырвали под принуждением, она не в счет. Отчизне же я присягал добровольно и от той присяги никогда не отступлюсь.
— Встать! — закричал один из генералов и вскочил сам. — Увести его!
