Абд аль-Кадир капитулировал в 1847 году; лейтенант Рембо оставался в Себду до самого 1850 года. Вернувшись во Францию 26 июня 1850-го, он был вынужден прозябать где-то в резерве, пока не получил звание капитана и назначение во второй батальон 47-го пехотного полка, расквартированного в Арденнах. Штаб полка и 2-й батальон располагались в Мезьере, 1-й батальон — в Живе, а резерв — в Рокруа.
Нетрудно себе представить, что капитан Рембо смертельно скучал в этом маленьком городке с узенькими улочками, где почти ничего не происходило. Должно быть, он тосковал по африканскому солнцу, по пескам и атакам, по былой ответственности и постоянным опасностям.
Вот тогда-то он и оказался в Шарлевиле, на Музыкальной площади…
Витали определенно испытывала нежные чувства к красавцу-офицеру. Она мечтала о прочном браке, основанном на строгих религиозных и моральных принципах, о детях и о том, как строго она будет их воспитывать, дабы научить быть стойкими в неудачах и жизненных неурядицах. Капитан Рембо, в свою очередь, отметил достоинства этой крестьянской девушки: несгибаемую волю, сильное чувство долга, врожденную склонность к экономии и требовательную строгость в одежде.
Молодожены поселились у отца Витали, все в том же доме 12 по улице Наполеона.
Прежде чем продолжить наш рассказ, следует, однако, описать обоих супругов (фотографий или портретов не сохранилось).
Вот что говорит о Витали Рембо ее зять Пьер Дюфур (литературный псевдоним Патерн Берришон): «Это была женщина выше среднего роста, с темно-русыми волосами над широким лбом, с лицом несколько смуглым, аккуратным прямым носом и миниатюрным ртом. Худая, с длинными, немного узловатыми руками, она выглядела высокомерной и в то же время энергичной».
Он замечает, что под этой суровой оболочкой скрывалась «душа необыкновенно тонкая, чуткая», и добавляет, что она была женщиной крайне нервной и в детстве страдала сомнамбулизмом. Наконец, следует сказать, что она хорошо владела пером. Ее письма, опубликованные Брие>11, носят отпечаток благородства и простоты, их стиль напоминает «великий век»[8].
Жан Бургиньон рисует ее крестьянкой среднего роста, с лицом морщинистым и довольно красным, с ясными синими глазами. «Я ни разу не видел, чтобы она смеялась или улыбалась», — добавляет Луи Пьеркен, один из друзей Артюра.
К несчастью, те самые ее качества, что пленили капитана Рембо и выглядели издалека как несомненные достоинства, вблизи оказались невыносимыми недостатками. Ее глубокая религиозность проявлялась в виде чудовищной нетерпимости: она сочетала в себе ограниченность янсениста с железной логикой гугенота. Добавим к этому изрядную долю фарисейства — мнение окружающих очень много значило для нее. Она судила о людях больше по благосостоянию, чем по достоинствам, презирала бедняков и обездоленных, считая их ни на что не способными неудачниками.
