А к тому времени, как Леонид Андреевич спустя месяц полностью передал меня в руки «звезды», мы даже пришли ко вполне мирному существованию.
Ничего особенного для этого не требовалось: соблюдать режим и расписание, и само собой, выкладываться на льду по полной без капризов, а то даже намеков на споры «звездун», то есть Игорь Сергеевич, не терпел абсолютно. Ну, оно и понятно: первенство уже на носу, а на него целиком свалился я, да еще с больничной койки.
В общем, мы старались понапрасну не заводить друг друга, и в подведении итогов все чаще звучало сдержанное одобрение, а однажды тренер вообще попытался перейти на нечто более дружеское.
Его машина тормознула точно напротив меня почти у самого перехода.
— Антон, тебя подвезти?
Хорошая машина, я оценил. И настроение у Казакова хорошее. Но отказался:
— Спасибо, но мне далеко и совсем в другую сторону.
— Как хочешь, — тон мгновенно изменился на привычный, резкий, а стекло быстро пошло обратно вверх. — Смотри, а то опять заболеешь.
Я пожал плечами и просто натянул капюшон куртки: никогда не любил общаться с людьми больше, чем это необходимо.
Моей наивности мог позавидовать тот самый нанайский мальчик. Я во всю готовился к сборам, когда где-то в Испании случилась очередная проблема, и маман срочно укатила решать дела фирмы. Мы едва посадили ее на самолет, как я убедился, что никто не забыт, ничто не забыто.
Довезя меня до комплекса, отчим наклонился, и прежде чем прикрыть пассажирскую дверь мягко пообещал:
— Вот мы и снова одни. Жду тебя дома, Антон!
Не знаю как для кого, может, внешне это смотрелось даже мило, а вот меня прошиб холодный пот. «Еще повторим, сучка» — да?
Я же что-то могу сделать, точно? Придти в какую-нибудь гребанную службу и сказать, помогите-спасите, отчим хочет меня изнасиловать… Ага, не в нашей реальности! Телефон доверия 02, фак-фак-фак… И я заслуженно получу славу истеричного маменькиного сынка, которому не дает наслаждаться жизнью «злой дядя». То есть, только новые проблемы. А позволить трахнуть себя еще раз только чтобы заполучить нужные анализы и прочее, — тогда я еще не был готов на что-то подобное.
Да мне даже в голову не могло такое придти! Мне было просто страшно. До оторопи. Меня трясло настолько, что с трудом вообще доходило, где я нахожусь. Я впервые (да, в этот год со мной многое случилось «впервые») не помнил, как оказался на льду.
…Первый шаг на уже изрезанную предшественниками твердь. Потом круг, — чтобы просто почувствовать поверхность и слиться с ней. Еще один на шассе, потихоньку раскатываясь и переходя на спирали. Разворот, тулуп, разворот на дугу и моя любимая «бабочка». Полет… Только лед и я, соединенные тоненьким, острым, режущим лезвием… Почему так не может быть вечно, почему мне надо идти куда-то еще?
