Только коньки я бросать не собирался, а сочетается это не слишком хорошо. Казаков, в свою очередь, уже сейчас развил бурную деятельность, чтобы выгодно засветить меня везде, где получится. Мы начали работать над новой программой, которую не стыдно будет показать золотому призеру…
Мы не говорили лишь о том, как будем вести себя дальше друг с другом. До сих пор наша совместная жизнь четко делилась на две половины — ледовая арена, где он тренер, а я спортсмен, и все остальное, где мы спим вместе. Когда я вернусь домой, это изменится.
Год обещал быть трудным во всех отношениях, и конечно это все стоило бы продумать, но не было сил. Я уже отучился загадывать, а Игорь скорее всего не хотел давить лишний раз, считал что оставляет свободу выбора. А может, пытался справиться со своим увлечением учеником-подростком. Не знаю. Я его ни о чем не спрашивал. Он меня больше тоже.
И только сидя в машине почти перед моим домом, вдруг уронил:
— Ты ведь меня совсем не любишь, Антон…
— Нет, — я не стал опровергать очевидное.
Он даже рассмеялся невесело.
— Пусть так… Маленький ледяной принц… Зато твое тело далеко не такое холодное, как ты хочешь показать.
Он был прав, от этого никуда не денешься, и я опять не стал возражать.
— Ты меня ненавидишь?
— Нет, — честно ответил я.
Единственный человек, которого я ненавидел, был отчим. За то, что он сделал со мной. За то, в каком положении я оказался. За то, каким оказался выход.
И еще чуть-чуть себя, — за то, что не нашел другого.
— А еще ты меня никогда не целуешь сам, — усмехнулся он, отстраняясь через некоторое время.
— Я не хочу, — спокойно ответил я и вышел, аккуратно прикрыв дверь машины.
Он тоже не стал ждать, пока я зайду во двор, и шины скрипнули на мокром асфальте.
Скорее всего, я возвращался домой просто потому, что «так надо». Потому что привык так думать. Потому что куда же еще идти, как не домой?
Несмотря ни на что, в глубине души возвращаться я жутко боялся, а едва переступил порог — окончательно понял, что и не стоило. Я успел только поставить сумку у вешалки, как ко мне подскочила мать: отчим ей все-таки напел в уши, и она прилетела гораздо раньше другим рейсом, торопясь в «семейное гнездышко» на поиски «блудного попугая».
И сегодня с утречка увидела или услышала машину того, кто меня доставил… От пощечины я увернулся и пошел в свою комнату, не реагируя на несшиеся в след вопли:
— Блядь! Шлюха! От тебя мужиком несет! Грибы все засосанные!
