Еще один весомый кошель подкрепил аргументы, лишний раз подтверждая закрепление своего права вторичным честным переходом имущества по сделке.
Кер не дал противнику ни малейшего шанса, едва ли не полноценным штурмом взяв двор бастиона ордена иоаннитов, чуть-чуть не опередив окончательное неторопливое решение по «делу». И внезапно, глядя на беспамятное тельце в своих руках, против всего, что он составлял собой, — обычное сострадание и естественное желание помочь брату в его заботах и тревогах, сменилось совсем другим чувством. Сердце его проснулось новой любовью: к этому безвестному юноше… Невинному, несмотря на все обстоятельства его жизни!
В чем-то еще ребенку, который знал только унижение, боль и страх, и все же — верил… любил — вопреки всему, наперекор, даже не замечая того… Не понимая своей силы.
Садясь рядом на койке, мужчина сжимал бледные руки с перебинтованными запястьями, с которых уже никогда не сойдут обширные шрамы.
— Айсен, ответь!
Юноша долго не выходил из бредового забытья: новые побои, две ушибленные раны на голове… Солнечные ожоги оставались всего досадной неприятностью, не дававшей больному устроиться удобно.
— Айсен! Знай, ты в безопасности теперь, сер Магнус никогда не сможет посягнуть на тебя! А все мои слова — остаются в силе!!
Филипп просто выкинул из памяти отвратительный оскал и обещание: «Еще встретимся, купец! Я еще получу свое…» — что оставалось монструму, лишившемуся желанной жертвы, как не истекать слюной попусту!
Айсен молчал, прислушиваясь к тому, как волны скребут и колышут борта судна.
— Айсен, вторая новость не так хороша…
Филипп вспоминал, как сам едва не вытряс душу из верного Клемана, разговорившего Жако и повернувшего дело в их пользу богатой мздой.
— Нет его!! Уехал!! Черт ведает куда… — Тристан в самом деле уехал за день до того.
С одной стороны, Филипп улыбался: уж если братом вновь овладела страсть к перемене мест, — значит, маленький раб надеется не зря!
Однако задерживаться в городе было чревато: не было нужды сомневаться, что Магнус скоро опомнится и попробует им досадить. Самая последняя лодченка Филиппа Кера и его товарищей — снялись с якорей, едва сам купец переступил сходни.
— Айсен, так будет лучше! Этот… человек… не остановится ни перед чем! А Фейрану я напишу… Вы еще увидитесь: клянусь!
* * *
На ноги юношу подняло именно осознание того, что все сравнительно недолгое время его терзаний у бывшего хозяина и мучителя, тем не менее, показавшееся вечностью, о нем кто-то думал и беспокоился.
