.
Концепты славянофилов и западников обрели статус смысла происходящего, а значения стали синонимами денотатов. Создавая мифы, его идеологи занимались его внедрением в общественное сознание. На этом этапе и происходило то, что Р. Барт назвал переходом семиологии в идеологию. Содержание мифа, целиком оформившись, сливалось с формой и способом потребления. Пока философы «спорили» о стиле, форме мифа, с помощью которого они стремились покорить сознание масс, революционеры-практики натурализовали идею кенозиса русского народа, в ходе деформации смысла слов: народ, страдание, борьба за счастье, самопожертвование, рай и т. д. Они создали идеологический миф о необходимости насильственного водворения справедливости и счастья на земле, утверждения мировой гармонии, пусть и «ценой “слезинки” замученного ребенка». Затем создатели мифа потребовали немедленного изменения самой реальности, ими обозначаемой.
С нашей точки зрения, реальным успешным результатом такого мифотворчества стало известное событие 1878 года – выстрел В.И. Засулич в петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова и последующее оправдание террористки судом присяжных (суд шел под председательством Ф.И. Кони, который и вынес оправдательный приговор). Под аплодисменты террористке началась кровавая история XX века в России.
Достоевский прекрасно осознавал всю мощь воздействия подобного рода святых идей на молодое поколение, в котором мифы составляли практически всю субстанциональность жизни. Русская идея, с его легкой руки, легла в основание многообразных философских конструктов крупных теоретиков нового религиозного сознания: Вл. С. Соловьева, Н.А. Бердяева, Вяч. В. Иванова, К.Н. Леонтьева, С.Н. Булгакова и др.; а также многочисленных безликих мечтателей, которые, по словам В.В. Розанова, и карточного домика построить не умеют, а «такая игра на сердце, что “мы – самые лучшие”»[134].
Идея народа-спасителя, возникшая в период политического возвышения Москвы в XVI веке, имеет в своей основе политические и националистические мотивы, не подтвержденные христианской догматикой. С православной точки зрения правомерно говорить лишь об исторически определенной роли, которую выполняли разные народы в ходе человеческой истории. «Можно сказать, что в русском народе есть такие душевные свойства, которые, может быть, его делают более широким, всеобъемлющим. Но это – случайное, это может быть делом определенной эпохи»,[135] – писал владыка Антоний Сурожский (А.Б. Блум). Достоевский возвел «случайность» в Абсолют, невольно закрепляя бинарные оппозиции и расхожие клише об особом предназначении русских и их нравственной противоположности всем нерусским и нехристианским народам.
