В узком проеме рябил буро-красный горизонт, перед ним несколько рядов ангаров, расчищенные площадки для воздушных кораблей, дорожки и колодцы. По периметру территории находились вышки радиосвязи с массивными щитами-антеннами, вдалеке виднелись еще какие-то постройки.
Пока он осматривался, слева показалась парочка воленстирских пацанов в рабочих робах с щетками и корзинами в руках. Было им, может, лет по шестнадцать, оба смуглые до черноты, поджарые, высокие, они что-то весело обсуждали, подметая улицу. А потом заметили Фрэнки и застыли как вкопанные с изумленно вытянутыми лицами.
– Гляди-ка, бледный… Тот самый… Вылез… – Дальше последовало жаргонное восклицание, с переводом которого Фрэнк не справился.
– Хм… вылез, значит, – вторил им задумчивый голос позади.
Позабыв про обалдевших уборщиков, Фрэнк принялся медленно оборачиваться, покачиваясь, как бухой столетний старец.
Привалившись к дверному косяку, печально знакомый мужик с протезом вместо руки, как и прежде, гонял соломинку между золотыми зубами и пристально вглядывался в юношу. Наверное, прикидывал, не свихнулся ли Фрэнк, и, похоже, с выводом не определился.
– Ладно. Иди за мной. Ну или ползи, если не можешь идти.
Сарказм Фрэнк пропустил мимо ушей и поковылял следом. Благо по пустому коридору мимо узких комнат с идеально заправленными койками они шли недолго. Жуткий воленстирец завел его в тесную каморку с единственной кроватью.
– До прибытия генерала будешь находиться здесь. В шкафу есть одежда, должна сгодиться. Тебе запрещено покидать корпус с шести утра до пяти вечера и с семи вечера до пяти утра.
Ну нельзя и нельзя. Он жив, и его пока не бьют. Уже неплохо.
– Приказы офицеров к исполнению обязательны, либо отправишься обратно в темную камеру. Ясно?
Фрэнк вяло кивнул. Он явно чем-то раздражал черного страшилу, торопившегося по своим важным делам.
– А… где я? – все же рискнул поинтересоваться у бугристой спины.
Мужик нехотя притормозил, взглянул на него как на идиота.
– На базе подготовки Легиона.
– А… что сегодня за день… месяц?
– Вчера началась последняя декада июля.
Почти два месяца… Невероятно! Он просидел в колодце почти два месяца!
– А… – Надоедливые мысли крутились в сознании, но Фрэнк мешкал, сомневался, почему-то никак не решаясь задать столь мучительный вопрос о… сестре.
И упустил такую возможность. Воленстирцу надоело слушать невнятное аканье, и он ушел.
Посидев немного, поднакопив силенок, Фрэнк встал, стянул с себя лохмотья, швырнул их в мусорное ведро и осторожно повернул к себе крошечное зеркальце, закрепленное на откидной панели шкафа. Конечно, он давно был в курсе, что больше не жирдяй, а под обвисшей кожей даже проступали кости, но… смотреть на свое отражение и видеть незнакомца – это невероятно мощное переживание. У него даже дыхание сперло. Там, в зеркале, кто-то другой – лохматый, с болтавшимися за плечами влажными сосульками волосами, с худой рожей, маниакальным взглядом и щелями на месте выбитых сбоку зубов. Прежнего Фрэнка нигде не было. Но оно и к лучшему.
