Оставив Дарью в кабинете перед телефонным аппаратом я, чтобы не мешать ей правильно настраиваться, вышел в коридор, тихонько прикрыв дверь за собой.
Вид трёх жён и одной невесты, делающих вид, что они просто прогуливаются тут по коридору, навёл меня на лирический лад.
— Хоронили вчера тёщу, разорвали два баяна, — почти чисто пропел я, выдав при этом залихватское коленце с прихлопом по колену и голени.
Посмотрев на вытаращенные глаза, добавил уже менее уверенно:
— Вот такой у нас ядрёный фольклор.
Всё когда-то проходит.
Прошла и моя очередная свадьба.
На фоне предшествующей суеты, она, как событие, даже не показалась мне чем-то выдающимся. Зато ночь с новой женой порадовала. Вот что у азиаток не отнять — умеют они предугадывать желания. Ты вроде бы ещё и подумать не успел, что надо бы позу сменить, а жена уже приподнялась и готова повернуться так, чтобы и тебя не побеспокоить, и доставить максимум удобства. Очень необычные ощущения.
Ещё я успел заметить, что в лунном свете тело жены светится, как фарфоровая статуэтка. Красиво, чёрт побери. Да и сама она — сорок с чем-то килограммов кротости и очарования.
Наши переговоры с князем Белозёрским прошли в узком семейном кругу и были отлично замаскированы под праздничный ужин. Мы с князем изо всех притворялись закадычными друзьями и любящими друг друга родственниками. Пили мало, ограничиваясь винами.
Под видом светской беседы обсудили новости из Японии и наше возможное взаимодействие в этом вопросе. Для продолжения разговора спустились в биллиардную, где Белозёрский раскатал меня в трёх партиях подряд с разгромным счётом. Уезжал князь предовольным, а с Дашкой распрощался, как с любимой дочкой. Мне момент нашего прощания запомнился из-за взгляда тёщеньки.
Эх, учиться мне ещё и учиться. Как одним мимолётным взглядом можно одновременно выразить одобрение и иронию, я не знаю, но у княгини Вадбольской это отлично получилось.
— Не правда ли, князь Белозёрский — душка! — с улыбкой спросила у меня Дарья, провожая взглядом княжеский кортеж, выезжающий со двора.
— Да, замечательный человек, — подтвердил я, больше всего мечтая сейчас сменить мокрую от пота рубашку и посидеть в кресле — качалке минут пятнадцать, бездумно поплёвывая в потолок чьими-нибудь косточками.
Да, хоть бы теми же, виноградными. Помнится, осталась же во фруктовой вазе шикарная гроздь пальчикового винограда, на которую уже ни у кого рука не поднялась после плотного и продолжительного ужина.
