Пароход, имени которого я не помню, был в большом беспорядке. Пресной воды в умывальниках не было. Грязь всюду невылазная. Команда находилась в состоянии непрерывной ругани с капитаном и его помощником. Питаться на пароходе надо было собственным попечением, горячую воду добывать с трудом и с крепкими словами, спать с клопами и тараканами. Наконец, после разных недоразумений, опозданий, порч разных частей машины, мы все-таки пошли и, слава богу, без всяких аварий добрались до знаменитого незамерзающего Мурманского порта.
Я проспал на нашем пароходе довольно долго. Когда, одевшись, я вышел на палубу, то был поражен красотой развернувшейся передо мною картины. В это ноябрьское утро в Мурманске, как редкий случай, была солнечная погода. Величественный, может быть, чуть не первый в мире незамерзающий рейд, способный вместить флоты чуть ли не всей Европы, окружен покрытыми снегом горами. У подножия гор на восточной стороне лепится городок, кажущийся издалека даже красивым. Убожество деревянных построек издали не замечается. Грязи и хлама, в изобилии валяющегося повсюду, не видно.
Этому уголку предстоит большая будущность. Во время моей работы по должности генерал-губернатора мне не раз приходилось держать в руках план разбивки Мурманска, составленный еще во время проектирования постройки железной дороги, соединяющей этот порт с Петроградом. Разбивка города была спроектирована какою-то большою знаменитостью по этой части в Европе, и первые постройки были поставлены в строгом соответствии с этой разбивкой. Вдумываясь в этот план и зная лично местность и природу, я всегда видел перед собою грандиозный порт, обслуживающий всю Россию, и развернувшийся около него на обоих берегах бухты богатый, красивый город, залитый электричеством, изобилующий отелями, дворцами, кишащий сотнями тысяч жителей. Это будет. В торговом отношении Мурманск будет играть гораздо более важную роль, чем Владивосток, еще 50 лет тому назад представлявший собою ничтожную деревню.
Долго не удавалось причалить, но вот, наконец, затрещали сваи и доски пристани, застонала обшивка нашего парохода, и мы у цели.
На берег не пускают. Тут и английский контроль, и собственная портовая полиция, и еще какие-то власти.
С большим трудом мне удалось послать записку Звегинцеву. Николай Иванович сам пришел на пароход, вызволил меня из моего плена и увел к себе в вагон, в котором он жил вместе с капитаном 2-го ранга Веселаго.
