Из-за лесу, лесу темного,
Из-за белого березничка,
Из-за частого осинничка
Выходила красна девица
На Дунай-реку умыватися;
Умылася, умывшися — набелилася,
Набелившись — нарумянилась,
Нарумянившись — призадумалась,
Призадумавшись — слово молвила:
«Ах, талан ли мой, талан такой
Или участь моя горькая;
На роду ли мне написано,
На делу ли мне досталося?
В лесу ли лесу не было,
Срубить ли мне было нечего?
В людях ли мне людей не было,
Любить ли мне было некого?
Как просватал сударь-батюшка
Что за вора, за разбойника,
За плута, за мошенника!..»
Со вечера вор коня седлал,
Со полуночи вор со двора съезжал.
Ко белу свету вор домой приезжал;
Воскрикнул он громким голосом:
«Встречай меня, молода жена,
Примай коня томного,
Сымай платье кровяное!»
Убралась млада, на Дунай пошла,
На Дунай пошла платье мыть…
Все платье перемыла,
Осталася рубашечка брата милого,
Брата милого, любимого!
Скорые ноги подломилися,
Белые руки опустилися,
Ясны очи помутилися,
Из глаз слезы покатилися…
Пришла домой да расплакалася:
«Ах ты, свет, мое ладо милое!
На что ты губил брата милого,
Брата милого, родимого?» —
«Не я губил — губила ночь темная,
Не виноват я в том, жена ты моя!
Была его встреча первая,
Встреча первая, молодецкая!»
Чулков, ч. III, стр. 690–691, №170.
