Край дорожки, край широкия
Было московской, московской,
Тут стояла зеленая роща,
Что во этой было во роще,
Вырастала зелена елинка,
Не толстая, собою ровная.
Что на этой было на елинке,
Что на самой было на вершинке,
Тут сидела птичка, пташка вольная,
Горе-горькая сера кукушка.
Не кукует, все сама горюет,
Под елинушку сама взирает.
Под елинушкой лежит молодчик,
Не убитый лежит, не застрелен,
Вострым копьиком, душа, исколот.
На молодчике, на нем рубашка,
Тонка, белая на нем, бумажна.
Она вся в крови на нем, кумачна…
«Уж ты, матушка моя, елинка,
Отпущай-ка шелковое прутье,
Ты прикрой-ка тело мое бело,
Чтоб от солнца тело не горело,
От дождя бы тело не бусело».
