После обеда они расположились на кровати, и Вероника позволила себе расслабиться на прохладных атласных простынях. Она не могла вспомнить, когда в последний раз была настолько сыта.
— Ты, кажешься очень довольной. Тебе идет, — Кристофф прислонился к изголовью и вытянул ноги, скрестив их в лодыжках. Он улыбнулся ей, и Вероника не могла не ответить.
— Да, все так замечательно, мне никогда не позволяли наедаться, пока я росла. Набор веса не одобрялся, учитывая, что мы были девственными невестами, — когда муж не ответил, Вероника взглянула на него. Кристофф нахмурился, и она надеялась, что не разозлила его, сказав все настолько прямо. — Прости. Мне следует научиться держать язык за зубами.
— Прекрати, — жесткая команда заставила Веронику сесть и уставиться на мужчину широко раскрытыми глазами. Кристофф покачал головой, опустив веки. — Прости. Мне не нужно было поднимать голос. Я просто хочу, чтобы ты не извинялась за то, что говоришь со мной. Я твой муж, Вероника. И мое истинное желание, чтобы ты свободно разговаривала со мной, без страха быть наказанной. Мне претят подобные отношения между супругами, хотя, возможно, ты слышала обо мне обратное.
Вероника собиралась спросить Кристоффа, что он имел в виду, хотела узнать, почему мужчины на аукционе смотрели на него с опаской. Они, очевидно, что-то знали о нем, нечто такое, что должно было напугать Веронику, но, несмотря на то что Кристофф дал ей разрешение на расспросы, она не могла заставить себя заговорить. Та правда которую она могла услышать, сильно пугала.
Вероника пригладила рукой ткань наброшенного на нее палантина и поинтересовалась:
— Сколько тебе лет? — это казалось безопасной альтернативой тому, что она слишком боялась спросить. Она слышала, как Кристофф вздохнул и сдвинулся на шелестящих простынях. Вероника посмотрела на мужа и увидела, что теперь он лежит на кровати, заложив руки за голову и глядя на потолок.
— Тридцать восемь, — муж повернул голову и посмотрел на нее. — У меня есть два брата, Николас и Гриффин. Они живут примерно в тридцати милях отсюда в городе Хокссон.
Вероника ничего не ответила, и поэтому Кристофф продолжил говорить о своей жизни. Странно, что они, были мужем и женой меньше суток, но она уже чувствовала, что муж стал для нее ближе, чем кто-либо другой. Семья никогда не открывалась ей так, как Кристофф. Он был готов пустить ее в свою жизнь. Это заставило Веронику почувствовать себя кем-то большим, нежели просто чьим-то имуществом.
