— Гос… — Агафья осеклась. — Владимир, у вас не найдётся листа бумаги и пера?
— Конечно.
Владимир прогулялся до стоящего на тумбочке у стола принтера и достал лист из лотка. Взял из ящика стола авторучку и положил оба предмета на стол. Агафья кивнула.
— Если можно, стакан воды, — попросила она, посмотрев в глаза Владимира.
Тот скрыл улыбку — какая вежливая просьба уйти и не смотреть, что она там будет писать. Он налил воды, но не стал входить, а подождал за дверью, пока не прекратился звук ручки о бумагу. Затем постучал и вошёл, дождавшись ответа.
— Спасибо! — Агафья выпила половину стакана и поставила его на стол.
Подошла к столу и перевернула исписанный лист, а сверху положила ручку. Отошла к дивану и замерла там, глядя на Владимира. На лице её ничего не отражалось.
— Ганя? — Владимир шагнул к ней. — Если что-то нужно, только…
Она бросилась к нему, торопливо и неумело поцеловала — клюнула в губы сухими, горячими губами. И тут же отпустила, шагнула назад, к дивану, принялась расстёгивать блузку, пуговицу за пуговицей, не отводя взгляда от лица Владимира.
У Владимира закружилась голова, он не сразу пришёл в себя. А когда пришёл, то понял, что она делает.
— Ганя, постойте. Да погодите вы! — Он шагнул к ней, и Агафья замерла, вопросительно глядя ему в глаза. — Послушайте, так нельзя. Вы же сами не хотите!
— Нет, но вы хотите, — отозвалась Агафья спокойно.
Владимир уже собирался ответить: «И не думал даже», когда до него дошло, что думал, чего уж греха таить. И расхотелось говорить ей неправду. Пусть даже эта правда неприятна на слух.
— Даже если так, это всё равно неправильно. Сядьте! — попросил он, и Агафья повиновалась, присела на краешек постели.
Владимир присел перед ней на корточки.
— Вы устали, вы испуганы, вам нужно отдохнуть. Всё остальное неважно. Давайте так: вы сейчас просто ложитесь спать, а обо всём поговорим завтра.
Агафья кивнула и смутилась. Но почти сразу же к ней вернулось самообладание.
— А можно пару вопросов о вашей истории? — спросил Владимир, неожиданно для самого себя.
Помогло. Агафья вздрогнула и посмотрела на него с удивлением:
— Что?!
— Вашу историю. Про цветок.
Агафья рассмеялась, видно было, что она хочет махнуть рукой: «Да ну вас!» А затем молча кивнула.
— Тот цветок очень редкий?
— Да.
— И матери его было очень жаль?
— Да.
— Он завял, заболел, когда дочь полила его?
— Неважно.
— А дочь…
— Неважно, — повторила Агафья, улыбаясь, и взяла его за руки, мягко потянула на себя. — Это всё сейчас неважно. Спасибо, Владимир! — шепнула она, глядя ему в глаза; от тепла её рук и запаха кожи вновь начала кружиться голова.
