Габи задумчиво посмотрела на него.
– Больше интересуются твоими отношениями, чем чем‑то еще? Означает ли это, что твои взгляды отличаются от взглядов твоей семьи?
– Я этого не говорил. По‑моему, ты слишком много анализируешь.
– Это такой вежливый способ сказать мне, чтобы я занималась своими тараканами? – Внезапно ее охватил гнев. – Прекрасно, я говорила тебе, что меня волнует, но я понятия не имею, что волнует тебя. Кроме долга перед своей страной.
– Может, это так и есть.
– Я в это не верю. Мне нужно знать тебя лично. Как я могу думать о браке с кем‑то, кто настолько закрыт?
Наступило молчание. Потом Цезарь пожал плечами:
– Может, ты и права. Бывают моменты, когда мне хочется высказаться о вещах, которые никак не связаны с Агиларесом. О гуманитарной помощи, о попытках сделать мир лучше, а не только о привилегированных странах вроде моей. Я много путешествовал и много видел горя и зла. И да, я хотел бы, чтобы моя страна давала больше гуманитарной помощи. Я хотел бы больше работать в странах, где война и горе, возможно, в другом качестве. Но мой отец решил, что в своей нынешней роли я буду лучше служить Агиларесу.
Он произнес все это таким тоном, что Габи поняла: он вовсе не хотел говорить ничего подобного. А еще она чувствовала горечь за его словами.
– Должно быть, тебе было не просто.
– Так и есть. Но я понимаю точку зрения своего отца и не вижу смысла в неповиновении. Это не поможет. Вместо этого я убедил его согласиться на некоторое увеличение иностранной помощи, и я делаю все, что могу, по‑другому. Я влияю на принятие решений и иногда отправляюсь в анонимные поездки, финансируемые мной в неофициальном качестве.
Габи почувствовала какое‑то тепло, которое охватило ее. Ей и в голову не приходило, что Цезарь может заниматься благотворительностью. А еще у нее было чувство, что он сожалеет о своей доверчивости, что рассказал больше, чем следовало.
– Не так уж много людей знают то, что я рассказал тебе. И я бы хотел, чтобы так оно и оставалось.
– Конечно. Спасибо, что рассказал мне.
– И еще, – он нахмурился, – я не жалуюсь. Пожалуйста, не упускай этого из виду. Моя роль – посол, а не благотворитель.
Интересно, на самом ли деле он предпочитал держать эту заботливую сторону запертой и спрятанной даже от самого себя? Что бы это ни было, теперь она улыбнулась и, потянувшись, легко чмокнула его в щеку.
Большая ошибка. Ощущение его кожи на своих губах, желание промахнуться и поцеловать его в губы, его близость. Как тяжело устоять. Но она смогла!
