– Надеюсь, ты прав. – Словно услышав собственные сомнения, Габи снова покачала головой и нахмурилась. – Но мы здесь не для того, чтобы обсуждать это. Ты объяснишь мне, почему ты не сказал, кто ты такой?
– Все сложно.
– И все же я бы хотела знать.
– Я расскажу тебе. – Он глубоко вздохнул. – Когда я вошел в конюшню, то был расстроен… Рассержен.
– Но почему?
Наверное, потому, что чувствовал неизбежность брака, но он не должен так говорить Габи. Это точно не принесло бы ему очков.
– Потому что со мной не посоветовались, когда принесли в дар Феррона и Арью, – признался он, и в ответ был вознагражден сочувствующей улыбкой. – Феррон был моим любимцем.
– Я понимаю это, и, если ты хочешь, я верну его тебе. С радостью.
– В этом нет необходимости.
– Тогда знай, что ты можешь ездить на нем в любое удобное для тебя время. Но я все еще не понимаю, почему ты не сказал мне, кто ты такой.
– Ну, мое раздражение исчезло, когда я увидел распростертую на соломе женщину. Надо сказать, очень красивую женщину. – Цезарь испытал удовольствие, когда увидел румянец на ее щеках.
– Это все чудесно, – сказала девушка, – но ты так и не ответил на мой вопрос. Если только не хочешь убедить меня в том, что моя красота вызвала у тебя временную амнезию? – Ее слова были резкими, но губы растягивались в улыбку, вызывая ответную улыбку у Цезаря.
– А ты бы поверила мне, если бы я сказал это?
– Нет. Так что можешь даже не пытаться.
Он усмехнулся.
– Начнем с того, что я решил, что ты меня узнала. Высокомерно? Возможно. Но я думал, ты изучала семью астурийцев.
Габи глубоко вздохнула:
– Я изучала. Но…
– Но меня не запомнила? – Он с притворным огорчением нахмурился и прижал руку к груди.
Она засмеялась.
– Наверное. Но было же темно, и я чувствовала себя глупо, потому что лежала на этой соломе. И последнее: я думала, что принц Цезарь не придет в конюшню.
– А почему нет?
– Я была уверена, что принц Цезарь представится. А не введет меня в заблуждение, когда я думала, что встретила кого‑то из персонала. – Она слегка натянула поводья, что‑то прошептала Арье и остановилась. – И ты все еще не сказал мне почему.
Цезарь тоже остановился, глубоко вздохнув.
– Я хотел посмотреть, что ты собой представляешь. Настоящая ты.
Настоящая она. Женщина, которая призналась ему в своих сомнениях и страхах. Женщина, которая обещала сохранить его слова в тайне. Женщина, которую он поймал в свои объятия, когда она падала с лошади. И которую он отчаянно хотел поцеловать.
