— Очень приятно, — сказала Рая.
Он был первый человек в жизни, обратившийся к ней на «вы». Он был первый мужчина, разговаривавший с ней всерьез. Вообще мужчин в Гапоновке было мало. Винсовхоз был средней руки, и самостоятельные люди тут не задерживались. Они, конечно, находили себе что-нибудь получше… И еще он был вежливый[1]…
Многие не понимают это, не ценят. А Рая очень понимала и ценила. Ее отец был пьяндыга и хулиган; бывало, страшно бил маму и таскал из хаты вещи. Когда он уехал наконец в Ейск, бросив маму с двумя девчонками, они даже не стали его искать. Хотя имели право на алименты. До сих пор Рае зябко смотреть на его портрет, который мама почему-то не велит снимать: звероватое лицо, полосатая рубашка, пиджак со значком «Ворошиловский стрелок».
— Значит, договорились, — сказал он на прощанье и отдал ей честь и улыбнулся со значением. — Буду иметь прицел на вашу бригаду.
2
Но суждено было иначе. Когда на другой день Петр пришел в райком, чтобы стать на партучет, ему сказали, что ни в какую бригаду идти не надо. Есть для него другое назначение. Как он посмотрит на должность инспектора кадров?
— У меня же образование слишком небольшое, — сказал он. — Восемь классов. И я все забыл. И вообще имею желание поработать на трудовом фронте.
Но ему прямо ответили: найдется кому поработать, а такой человек, как он, нужен для более высокого назначения. И вообще — должен, понимать — ему оказывают большое доверие.
Как видно, им понравилась его биография. Хотя совершенно ничего такого специального и секретного Петр не делал. Был старшиной, охранял разные учреждения — и все.
И вот он воцарился за железной дверью в прохладной комнате, узкой, как могила, с железным гробиной в углу — сейфом, раскрашенным под дуб. Окошко было маленькое и где-то под самым потолком. Так что насчет тени тут было даже лучше, чем в знаменитой седьмой бригаде.
Целый день Петр тоскливо слонялся по узкому проходику между столом и сейфом и читал листки по учету кадров. Он обязан был знать свои кадры. Это была его должность…
А вообще-то с наймом и увольнением особенной загрузки не было. Раз уж кто сюда попал — так и работает… Тут хочешь не хочешь — оставайся. Без паспорта не уйдешь. А паспорта — вот здесь они, в сейфе. Тоска была зеленущая.
…Он нервно зевал и потягивался, до хруста в костях. Казалось: никогда, никогда не привыкнет.
Но ничего, привык.
— Так, значит, вы рождёны за границей? — говорил он, проницательно и строго глядя на заведующего конным двором — небритого дядьку, уныло мявшего свою кепочку.
