Гришин покраснел, весь пошел багровыми пятнами:
— Я не воевал… Я в Новосибирске, на заводе работал. Я пять заявлений подал…
— Не в том дело, — великодушно сказал Костя. — А я вот как раз здесь воевал. И лично видел, как оно все было пожжено, потоптано, побито все. И вот — на тебе, городов понастроили, садов понасадили, винограду… Все-таки мы — чудо, не народ, хоть это все время в газетах пишут, что аж надоело. Но ведь нету же народа без людей! Понимаешь?
— Я понимаю, — сказал Гришин. — Это у нас есть такое. Имеет место… На Самарковском клубе написали: «Человек — это звучит гордо!», на Гапоновском: «Самый ценный капитал — это человек», а стараемся вообще для народа. А вот до Иванова-Петрова не добираемся. Так бывает охота иногда остановить человека, прямо на улице, даже незнакомого, и спросить: чего ты, друг, сегодня печальный в нашей Советской стране? Что тебе не так?
— И спрашивайте, — сказала Рая, — не стесняйтесь…
— Спросить всегда можно, — улыбнулся тот чудной улыбкой, какой у него Рая раньше и не видела. — Ответить вот — не всегда.
— Ничего, — сказал Костя и подмигнул Рае. — Пока еще твой пацан вырастет — все будет!
23
…Было уже совсем тепло, когда Раю увезли в район, в родильный дом. Доктор сказал, что у нее плохие анализы и придется до самых родов лежать в постели. А с другой стороны, лежать ей было исключительно вредно, так как у Раи, по всем медицинским прогнозам, ожидается двойня, и если чересчур раскормить, то роды будут тяжелые.
Петр совершенно извелся от всех этих дел. Он каждый час звонил в роддом, а ему сообщали про разные неприятности: и белок, и температура 37,2, и рвет ее, бедненькую. Он просто не знал, что и подумать.
В родилке тоже все время были разговоры: правильно лечат врачи или неправильно? И поэтому Рая очень нервничала и все выпытывала у Петра (он взял докторов в такой оборот, что даже свиданий добился), все расспрашивала, какое возможно вредительство…
Но черная вражеская злоба миновала Петра и Раю. У них родилось двое замечательных близнецов. Мальчик и девочка. 2 700 и 2 300. Однако радость эта была омрачена. Умер великий Сталин.
В наушниках все время играла рвущая душу печальная музыка.
Рая возмущалась и поражалась, как это другие бабы в родилке могут в такой момент спокойненько разговаривать про какую-то ерунду: про распределение участков (как раз в марте делят огороды), про новые расценки и про грудницу.
Лично она больше ни о чем думать не могла, кроме как о товарище Сталине, на котором все держалось и без которого наши могут растеряться, а поджигатели войны могут поджечь войну. Она не могла без слез смотреть на жалкие сморщенные красные личики своих близнецов, на их вздутые пузики с перевязанными пупами, на слабенькие паучьи ножки. Ей сказали, что так и полагается, все новорожденные такие. Но все равно она их горько жалела: вот они такие беззащитные, а товарищ Сталин уже умер, и непонятно, какая теперь будет у всех судьба.
