Так вот – в подобном режиме просуществовал этот санаторий до самого 1937 года, а потом все резко прекратилось. Некому стало там отдыхать, разбросала жизнь и судьба ученых-бехтеревцев по разным местам. Кого в другие институты, кого в «шарашки», крепить оборону Родины, а иных и в недальнюю от санатория «Коммунарку», на тот полигон, рядом с которым каждую ночь ревели моторы машин, глушащие звуки выстрелов. Хотя, если честно, им в этой лотерее повезло побольше, чем сотрудникам Бокия, поскольку последних, за редким исключением, почти всех к стенке прислонили, причем в кратчайшие, даже по тем скорым на расправу временам, сроки. Ну, а редких везунчиков, таких как тетя Паша, оправили туда, где ночь по полгода длиться и северное сияние по небу лучи раскидывает. И еще неизвестно, кому пришлось хуже – живым или мертвым.
Что же до непосредственно санатория – с ним-то как раз ничего и не случилось, он просто перешел в ведение Академии Наук, вот и все. Впрочем, нет, не все. Местечко для отдохновения ученых Глеб Иванович то ли случайно, то ли с умыслом выбрал непростое, с историей, причем серьезной, трехвековой, связанной с очень громкими именами. Создали санаторий на базе старинной усадьбы под названием «Узкое», которая в разные годы принадлежала Стрешневым, Голицыным, Трубецким. Короче тем, кто стоял близ трона государева и решал, кому в государстве Российском жить, а кому умирать. Кто знает, о чем в той усадьбе разговоры в старые времена велись, какие планы строились, какие тайны доверялись и нарушались?
Да и кровь, поди, там лилась. Не может такого быть, чтобы без нее обошлось. Там, где есть власть, всегда поблизости угнездятся деньги, ложь, кровь и смерть. Они порознь не ходят.
Дом – он, конечно, не живое существо, но душа в нем есть, это уж точно. И она запоминает всё и всех, кого видела.
А самое любопытное то, что путь свой тетя Паша с молодыми коллегами держала вовсе не в это, казалось бы, просто-таки созданное для них место.
– Там и раньше делать было нечего – отмахнулась от насевшей на нее Женьки старушка – Умники эти нудные были до жути. Вроде молодые ребята, кровь должна играть, штаны спереди бугром топорщиться при виде красивой и бесхозной бабы, а на деле пшик и только. И глаз у них тусклый, что у воблы сушеной. Я в тридцать пятом туда после ранения поехала подлечиться, мне один ухарь-одессит плечо продырявил при задержании, так меня на три дня только хватило. Скука смертная, даже водка не спасала. Сбежала я оттуда в результате, на Лубянке быстренько перехватила у Гриши Крамфуса одно любопытное дельце, связанное с наследием «Астреи», и уехала в Ленинград. Иначе было нельзя, Глеб Иванович очень не любил, когда не по его поступал кто-то.
