Декорация была готова.
Тогда я открыл нижний ящик комода и вытащил коробку из-под обуви. Рядом лежал мой „габилондо“ калибра 9 мм, хорошо смазанный и завернутый в мягкую тряпочку. Прикосновение к нему холодило пальцы.
Потом отпил глоток и открыл коробку. Она была набита фотографиями, в основном черно-белыми, пожелтевшими от времени. Под ними лежали мой военный билет, паспорт, разрешение на ношение оружия, членский билет Испанской федерации бокса и несколько газетных вырезок.
Итог моей жизни.
Одна из вырезок представляла собой интервью, взятое у меня, когда я еще был восходящей звездой испанского бокса. Это было после того, как я выиграл армейский чемпионат в легком весе. Во второй, более поздней заметке анализировались мои шансы на победу над Басилио Аренасом на чемпионате страны. Басилио выиграл по очкам, и после той встречи я не собирал газетных вырезок.
Что касается фотографий, то их было очень много. Они относились к самым разным периодам моей жизни: в спортзале, на каком-то празднике с моей первой девушкой, на воскресной прогулке в окрестностях Мадрида, единственной, которую мы совершили вместе с родителями… а вот я с друзьями в форме пехотинца во время прохождения службы в Учебном центре № 2 по подготовке призывников, расположенном в Алкала-де-Энарес. Первым, кого я узнал на фото, был Луис Роблес.
По воскресеньям к нам в лагерь приходили фотографы и предлагали сняться на память для матерей и невест. В одно из таких воскресений и был, вероятно, сделан этот снимок. На фотографии нас шестеро. Первый слева — высокий сутулый парень, его я не помнил… следующий, кажется, Лоло, он жил в районе Чамбери, у его отца была мастерская по ремонту велосипедов; рядом с ним стоял Ингаусти, точно, он еще прекрасно подражал мяуканью котов, между ним и Луисито стоял я, крайний справа — Паулино по прозвищу Лысый, голова у него блестит, как лампочка, без единого волоска, он перенес какую-то болезнь.
Луис, Луисито Роблес. Вот он стоит: кулак поднят вверх, улыбка во все лицо. Очень характерная для него поза. „Армия — паразит на теле общества, ударная сила капитализма“, — любил повторять он. Он вообще много говорил. Ему нравилось говорить. И иногда он говорил умные вещи.
Я подвинул обувную коробку и опрокинул стакан, не отрывая глаз от фотографии. Так я ему и не сказал, какой он хороший парень. Типично мужская черта. Мы боимся, стесняемся, что ли, говорить такие вещи. Закончилась служба в армии, и каждый пошел своей дорогой. Я пытался пробиться в боксе, он решил продолжать учебу. Думаю, именно эта стеснительность и была причиной того, что мы не звонили друг другу и не встречались.
