О том, что у него есть Милдрет, Грегори знал почти всю жизнь. Он никогда не удивлялся странным мыслям, которые крутятся у него в голове, может быть потому, что таким же странным был и его отец.
Рейнард III Вьепон всю свою жизнь посвятил восстановлению родословной Вьепонов. Генеалогическое древо было у них в доме вместо святцев – на него едва ли не молились перед обедом и перед сном. Аристократические традиции были его десятью заповедями, и потому уже с шести лет Грегори-младший Вьепон, названный в честь трёх своих прапрадедов, учился фехтованию и верховой езде.
Всё это никогда не казалось Грегори странным. Скорее напротив – он не мог представить себе, что можно жить иначе, и когда в возрасте двенадцати лет впервые познакомился с мальчиками, игравшими в футбол в парке – был очень сильно удивлён.
Впрочем, к тому времени сам он уже бредил собственным безумием, о котором никогда не рассказывал отцу, но в котором был уверен на все сто – каждую ночь он видел во сне девушку по имени Милдрет и знал, что однажды встретит её. Когда же в возрасте тринадцати лет Грегори узнал, что его отец приобрёл замок, и отныне они переезжают жить туда, он не был удивлён – чего-то подобного Грегори всю жизнь ожидал от своего отца. И когда сам он впервые ступил на каменные плиты меж полуразвалившихся стен замка Бро, что-то сдвинулось у него в голове и будто бы встало на свои места.
Он уже был в этом месте – сомнений быть не могло. Остатки здравого смысла ещё существовали в нём некоторое время, пока они с отцом не разобрали завал камней у восточной крепостной стены. За завалом обнаружились остатки смотровой башни, что само по себе не удивило никого из них. Впрочем, не очень удивило Грегори и то, что когда они сумели открыть дверь, Грегори увидел комнату, в которой абсолютно точно уже был. Сомнения ещё оставались, потому что до сих пор всё происходящее вполне вписывалось в рамки дежавю, и потому, дождавшись, когда отец уйдёт, а сам он останется в комнате с почерневшими остатками мебели в одиночестве, Грегори нажал на каменную плиту над остатками письменного стола. Соседний кирпич выскочил, приоткрывая щель. Грегори подковырнул его и, отодвинув в сторону, увидел связки драгоценных ожерелий и маленькую шкатулку. Грегори знал, что внутри. Там лежало кольцо с печаткой, оставленное его отцом. В тот миг он просто поймал себя на этой мысли: «оставленное моим отцом» – и только через несколько секунд понял, что он думает не о том отце, который только что договаривался с археологами, а о каком-то другом. Грегори пробрала дрожь, но эту мысль он принял относительно легко, потому что всегда был к ней готов. На всякий случай он открыл шкатулку и, бросив короткий взгляд на кольцо с гербом, снова захлопнул её. Он закрыл тайник и отцу говорить о нём не стал, решив, что сделать это никогда не поздно, а на следующий день, вернувшись в башню с сумкой, перегрузил туда всё, что нашёл. Впрочем, позднее он так и не решился ничего из этого продать – для той части его, которая убирала в тайник кольцо, все эти жемчуга ничего не значили. Он отлично помнил, что они достались семье легко – так же, как помнил и многие другие вещи, которые Грегори-младший никогда не знал. Например, назначение замковых бойниц и то, как правильно держать кавалерийское копьё.
