Командовал учебным взводом молодой кандидат-лейтенант, обязанности его заместителя исполнял старшина Дыба. Меня от его взгляда аж морозом продрало; сразу давнишний разговор вспомнился.
— Думаешь, не придётся возвращаться?
— Думаю, не придётся.
— Блажен, кто верует!
И вот как оно обернулось. Старшина будто наперёд всё знал.
Или и вправду знал без всяких «будто».
Но после команды «разойтись» меня он из строя не выдернул, ушёл со взводным. А мы колонной потопали в столовую. Там я устроился за одним столом с Василем и Варей, но даже парой слов с ними не перекинулся, поскольку мест на всех не хватило, и своей очереди приступить к ужину дожидались ещё десятка два курсантов.
А только унёс поднос с грязной посудой и двинулся на выход, дорогу перегородил Борис Остроух. За эти полгода он изрядно заматерел, но конституцию не обманешь — как был толстожопым, так толстожопым и остался. Меня это позабавило, даже настроение улучшилось.
— Линь, ты деньги в фонд отделения сдавать собираешься? — спросил Боря немного громче, чем если бы обращался исключительно ко мне одному.
— Не-а, — мотнул я головой. — Не собираюсь.
— Опять от коллектива откалываешься?
В голосе курсанта не прозвучало ни угрозы, ни удивления, такое впечатление — он просто отбывал номер, выставляя меня в дурном свете перед остальным отделением. Так-то плевать, но отмалчиваться не стал.
— Откалываюсь? — переспросил я. — От коллектива? Окстись, Боря! Какой ещё коллектив? Мне с тобой одним воздухом дышать противно. Будь добр — свали с дороги.
Физиономия Остроуха побагровела, и он в бешенстве стиснул кулаки, но не кинулся, опомнился, взял себя в руки.
— За языком следи! — только и бросил, не сдвинувшись с места, и тем отчасти меня несколько даже разочаровал. Думал, подставится, но нет — не к месту проявил выдержку, урод толстозадый. Стоит, ноздри раздувает, пялится.
Подвалил невысокий и жилистый паренёк, потянул Борю за руку.
— Да не связывайся ты с этим задохликом! — заявил он, и не подумав понизить голос.
— Задохлика в зеркале увидишь! — отозвался я и добавил: — Мелочь пузатая!
Теперь дёрнулся и этот. Как же его… А, Митя Жёлудь!
Но драки не случилось, разошлись. На крыльце столовой я шумно выдохнул длинную струю пара и беззвучно ругнулся. Впрочем, удивлён этим подкатом вовсе не был. Наперёд знал, что Федя не угомонится, так и вышло. Всё как по писаному: разделяй и властвуй. Сейчас он между мной и остальным отделением клин вбивает, потом прессовать начнёт. Ну — попытается. Да и взнос в фонд отделения ничего бы не решил, это всё равно что деньги на ветер вкинуть.
