— Так, все, сворачиваем балаган! — объявил Риккардо. — Найда, гони их всех отсюда к чертовой матери!
— Полагаешь, они меня послушаются?
— Никуда не денутся. Чак, врубай свою сирену!
— Сей момент! — техник нажал соответствующую кнопку, и толпа всколыхнулась, как пшеничное поле на ветру.
— Найда, голос!
— ДОВОЛЬНО! Я ДОСТАТОЧНО СЛЫШАЛА СЕГОДНЯ БОГОХУЛЬНЫХ РЕЧЕЙ! ВЫ ОСКВЕРНИЛИ САМ ВОЗДУХ В ДОМЕ МОЕМ! ИЗЫДИТЕ, НЕВЕРНЫЕ, ДАБЫ НЕ ВЕРНУТЬСЯ СЮДА БОЛЕЕ!!!
— Годится! — капитан удовлетворенно кивнул.
Народ заметался, засуетился, устремившись к распахнутым дверям, но черная фигура осталась неподвижна.
— А этой особе что, отдельное приглашение нужно?
— К ТЕБЕ ЭТО ТОЖЕ ОТНОСИТСЯ, ТЫ, ЛЖИВО ИМЕНУЮЩАЯ СЕБЯ ЖРИЦЕЙ МОЕЙ! ВОН ИЗ ХРАМА МОЕГО!
— Успеется, — невозмутимо ответила Жрица. — Я никуда не спешу и собираюсь досмотреть представление до конца.
Найда аж растерялась от подобной бесцеремонности, лихорадочно соображая, как должно Богине ответствовать человеку, осмелившемуся публично послать ее вдоль по улице.
— КАК ТЫ СМЕЕШЬ ДЕРЗИТЬ МНЕ?! — взревела она, — НАЗОВИ СВОЕ ИМЯ, ДАБЫ МОИ СЛУГИ ЗНАЛИ, ЧТО ВЫСЕЧЬ НА НАДГРОБИИ!
Женщина подняла руки, и черный бархат, скрывавший ее лицо, с легким шелестом упал на плечи.
— Старшая Жрица Одэзи Милайна, Десница Гнева Госпожи моей, — она слегка кивнула, как равный равному, — к вашим услугам.
На тех, кто к этому времени еще оставался в Храме, ее слова произвели неожиданный эффект. Люди побледнели, что-то закричали и сломя голову бросились к выходу, некоторые даже начали выпрыгивать в окна. Как будто под отброшенным капюшоном обнаружилась бомба с зажженным фитилем.
— Твою мать!!! — чертыхнулся Риккардо. — Айван, Сейра, вперед!
За спиной у капитана Шимаэл издал какой-то непонятный горловой звук и пулей вылетел из кабинета. Он с топотом пронесся по коридору и выскочил в зал.
— Оди?! — потрясенно воскликнул он, тяжело дыша.
И был абсолютно прав. Посреди стремительно пустеющего зала стояла его вчерашняя знакомая, вот только она имела очень мало общего с той Оди, которая тряслась с ним на телеге и смущенно краснела, когда он оказывал ей знаки внимания. Куда подевались ее добродушие, ее непосредственность? Перед Шимаэлом предстал совсем другой человек — спокойный и хладнокровный. Розовый цвет сменился черным, и угловатость ее худощавой фигуры вдруг обернулась остро отточенными и холодными гранями. Длинные черные волосы Одэзи заплела в тугую косу, змеиным хвостом спадающую по спине. Даже в ее изящном носике с легкой горбинкой теперь чудилось что-то
