Герой встречает на дороге одноногого, и одноногий отрезает у героя обе ноги. Герой говорит, что покажет жителям деревни, где растут сладкие ягоды, заводит их в болото, и они все тонут. Герой просыпается, и у него нет глаз, а они в похлёбке соседа, и сосед их съедает. Герой теряется в лесу, а когда возвращается в деревню, то родственники разрывают его на части и поливают его кровью огород.
Была одна эротическая сказка. В ней всем мужским персонажам отрывали тот орган, который обозначался исключительно точками. В этой сказке было больше точек, чем слов.
Ин. П. Золотцов был отличным рисовальщиком. Он зарисовал сказителя. С акварельного рисунка — точнее, с чёрно-белой копии — смотрел очень старый и очень худой кханд. Он был бос, его тело было замотано в рваные тряпки. Седые волосы клочьями свисали до самого живота, а борода и того ниже. Морщины на лице были глубокие, как борозды.
Сказитель сидел на многоногой скамье и опирался на искривлённый посох. Посох был украшен такими же узорами, как мой ялк. Ин. П. Золотцов не закончил работу, поэтому казалось, что у сказителя нет правой ноги.
Глава IV. Апрель, другая суббота
Карапчевский в пальто и шарфе сидел на столе и смотрел в окно.
— Здравствуйте, Александр Дмитриевич! — обрадовался я.
— Приветствую, — сказал он.
Теперь он не казался таким измотанным. Поездка на север придала ему сил.
— На севере зима, снег, а у нас уже весна, — сказал он. — Почки, листочки, нравится мне это время года. А вам?
— Мне больше лето, — сказал я.
— И до лета доживём, — сказал он. — Вы тут уже освоились, кажется. Мне Никита рассказал.
— Понемногу осваиваюсь.
— Наводите порядок в документации?
— Потихоньку.
— Школа Жебелева!
Он встал и сквозь очки уставился мне в лицо своими тёмно-серыми глазами.
Я всю неделю не брился. Каждое утро я оценивал перед зеркалом, сколько ещё нужно времени, чтобы чёрная щетина превратилась в бороду.
Карапчевский ничего не сказал об изменениях в моей внешности. Мне хотелось почесать зудящую шею, но я сдержался.
Он махнул рукой, призывая следовать за ним. Он запер дверь кабинета на ключ и, проходя мимо первого кабинета, подёргал за ручку. Эта дверь тоже была заперта. Когда мы вышли на улицу, он запер и входную дверь. Разбитое окно до сих пор не починили.
— А куда мы? — спросил я. — Опять к префекту? Или к наместнику?
— На Острова, — буднично ответил Карапчевский.
Я остановился в изумлении. Но изумляться было некогда.
Я думал, Карапчевский пойдёт к остановке, но он пошёл в обратную сторону, во двор префектуры, огороженный забором. Проход был закрыт. В будке сидел охранник. Карапчевский постучал ему в окно. Охранник долго смотрел на нас через окно, как бы не понимая, чего мы хотим. Потом наконец сообразил, и калитка открылась.
