. Государю об этом было доложено при выходе его из Успенского собора, т. е. перед поездкой на парад в Манеж. Кончился парад, император слез с коня, нам скомандовали: «Вольно оправиться». Императора окружил генералитет. Прошло минут 10, нам скомандовали «смирно», и государь уехал. Войска стали выходить из манежа и расходиться по казармам. В училище мы узнали подробности покушения. Долго толковали и возмущались злодейством. Москва волновалась. Классные занятия и строевые шли своим чередом. К режиму я быстро привык и стал исправным юнкером. На Рождество поехал домой в Ярославль. Из меня вышел «юнкер-молодец». На елках, концертах, балах и спектаклях в прогимназии я был приглашаем воспитателями и учителями — было очень весело. Быстро прошли праздники, и я поехал в училище. Мать напекла мне сдобных колобков, лепешек на целый месяц, вплоть до Масленицы. По воскресеньям я ходил в отпуск к Калачевым, живущим теперь на Немецкой улице, жена Глафира Ивановна была очень приветливая и добрая.
1880
Из преподавателей училища помню: Кратч — русского языка, преподаватель Лицея цесаревича Николая[40], знаток предмета, отлично преподавал и чудно читал. Отец Богоявленский — Закон Божий, слабость его была своя автобиография и кот, юнкера бессовестно пользовались слабостью старика, всем ставил не менее 9 баллов. Генерал Платонов — русская история, чудно читал лекции, мне ставил всегда 11–12 баллов, удивлялся моим знаниям по русской истории. Полковник Тейхман — топография, всегда кричал в классе: «Чертить, чертить, не разговаривать», за черчение у меня было 10–12. По вечерам, при лампе, многим чертил и тем испортил себе глаза, через год пришлось надеть очки на всю жизнь. Пришла Пасха, а с ней подготовка к экзаменам и стрельба. Вставали мы рано, в 4 часа утра, пили утренний чай и выходили на стрельбу на поле, что между Кадетскими корпусами и Анненгофской рощей, стрелковый вал был по опушке рощи. Отстрелявших отправляли в училище командами в 10–15 человек. По приходе сейчас же чистка винтовки, потом чаепитие — и на экзамены или на подготовку к ним. После обеда многие спали. Экзамены кончились в конце мая, и юнкеров откомандировали на лагерные сборы в свои полки. Мы опять прошли через Крутицкие казармы. Я приехал в Ярославль, явился в полк, но дали двухнедельный отпуск, и я отдыхал дома, ходя чуть ли не каждый день в Ямской лес вместе с юнкером Сашей Ушаковым — сыном нашего пристава 3-й части Петра Андреевича Ушакова. Этот юнкер Ушаков, по кличке Сашка, был тип, в дальнейшем я порасскажу многое. Бывало, как войдем в лес, так и запоет: «Есть тайна у меня глубокая» или «На свете Папе славно жить», — вообще был чудак. Был страстный любитель голубей. Полк вышел в лагерь, и я перебрался туда же. Был зачислен в 1-ю Ее Императорского Высочества роту к командиру роты Павлу Петровичу Павлову. Вскоре был назначен полковым знаменщиком, и трепало же меня знамя, когда было распущено, древко было длинное. На все занятия и стрельбы я ходил исправно. В августе были небольшие маневры частями бригады. К 1 сентября мы явились в училище. 22 октября
