Нэлка плакала. В раковине шипела сигарета — на нее равномерно падали капли из крана. Татьяна не знала, что сказать Нэлке, потому что нет таких слов. Она обхватила ее за плечи, как ребенку, наклонила голову и рукой умыла ей лицо под краном. Принесла ей пудру, карандаш, губную помаду. У вешалки уже стоял одетый Виталик и держал в руках плащ Нэлы.
И вот совсем недавно, перед Генкиным отъездом в экспедицию, они пришли полным семейством: Люся, Виталик и маленький, который уже бегал, разговаривал, и всем приходилось восхищаться им.
Виталик как-то двусмысленно шутил с Генкой — так шутят в присутствии посторонних, которые не посвящены в тайну и достаточно простодушны, чтобы даже не заподозрить о ее существовании. Татьяне Николаевне и в самом деле, как это часто случалось, было некогда обдумывать, отчего они так разговаривают: она опять бегала от кухни к столу, по пути вспоминала, что еще нужно положить Генке в чемодан, спохватывалась: подгорают котлеты — и снова мчалась к плите.
И только когда Виталик подошел к книжному шкафу и Татьяна заметила его отражение в стекле дверцы — спокойное, безразличное к себе, он себя там не увидел, просто заинтересовался новыми книгами, — ей вдруг стало как-то тоскливо. Она вспомнила тот день рождения, Нэлку, которая теперь снова замужем, Виталика — пьяного, но искреннего, каким он больше никогда потом не был.
Виталик, задумчиво насвистывая, начал рыться в шкафу, а в это время гениальный ребенок надул в штаны. Люся сидела на диване и перелистывала журнал «Советский экран».
— Виталик! — позвала она.
Он почему-то вздрогнул, с поспешностью сложил книгу, хлопнул дверцей шкафа и виновато улыбнулся. «Он всю жизнь чувствует себя виноватым за то, что не любит Люсю», — поняла тоща Татьяна. А Виталик вдруг, как цирковая собачка на задних лапках, сложил руки у груди и приподнялся на цыпочки: вот-вот тявкнет. Его капризные тонкие губы теперь мило, услужливо, натянуто улыбались.
— Виталик! — Татьяна поняла, что Люся не первый раз видит эту позу и одобряет ее. — Принеси Славику сухие штанишки, переодень его, а потом сходи за тряпкой и вытри здесь! — Люся ткнула носком туфли в сторону лужицы.
Славик смотрел на всех догадливыми папиными глазами послушного мальчика-отличника.
Татьяна почувствовала себя так нехорошо, как будто ее привели в чужой дом и насильно показывают что-то ужасно неприличное. Тогда, в ванной, у Виталика с Нэлкой все было в сто раз порядочнее, чем сейчас, в этот суматошный, хлопотный день, когда где-то у виска все время билась непривычная мысль: Генка уезжает от нее. Хотя он твердил, что все это Татьянины выдумки, потому что просто игра слов: «в экспедицию», «от нее»… Ей-то нечего беспокоиться, сама едет одна в Крым, «полный стратегический простор» (это он сказал недрогнувшим голосом), и письма он будет посылать регулярно…
