И Марьяна… не смогла сказать, что дальше, хотя по первоначальному замыслу дальше в качестве благодарности она должна была пригласить его… куда-нибудь. Не к себе, понятное дело, ну, куда-нибудь в кафе. В соседний городок. А по пути тенистая романтическая дорожка, длинная-предлинная…
Но она просто увидела своё отражение в его глазах — расфуфыренная красотка, которая ради развлечения ломает вещи, которые тебе потом приходится читать, которая выглядит так, будто сошла со страниц Плейбоя и всё для того, чтобы поиздеваться над теми, кто не сможет её даже послать — рабочий кодекс не позволяет. Постояльцы могут творить всё, что заблагорассудится — а ты должен терпеть.
Особого терпения, впрочем, в глазах Юсбера не было, скорее, неприязнь. Но долговязого он защищал, как мог.
Марьяна смутилась, почувствовав острый приступ стыда. За себя. За свои сверкающие босоножки, за свои фальшивые слова и, конечно, за свой мерзкий поступок. Поэтому сказала не то, что собиралась вначале:
— Я могу… заплатить за ремонт. Это… так вышло, что сломанное окно — это моя вина, — и в голосе больше не было ни капли стервозности. Да уж, не каждая может менять личины, как платья. Марьяна вот не могла — пять минут и всё, превращалась в саму себя. Она искренне считала это своим главным недостатком.
— Не надо, — грубо оборвал Юсбер. — Если это всё, то мы хотели бы продолжить работу в тишине.
Марьяна кивнула и ушла.
Вечер грозил стать тяжелым испытанием, полным приступов внезапной затяжной плаксивости, но по возвращению в комнату выяснилось, что впереди у них масса важнейших дел — пора идти в городок за подарком для соседки, потому что уже завтра её день рождения, а забыть об этом величайшем событии, естественно, у них никаких шансов не имеется. Они и пошли, и действительно — дорожка оказалась выше всяких похвал, что опять навевало грусть! Марьяна встряхнулась, практически силой заставляя себя переключиться на дела — и погрузилась в шопинг. Назад они вернулись на такси.
День рождения тоже вышел так себе: Катя была словно не в себе, натужно порхала от стола к столу и внятно не закончила ни одного начатого предложения. Несмотря на большое количество приглашенных, среди которых, впрочем, не оказалось никого из персонала, вокруг было слишком много спиртного и слишком мало интересного.
Скучно было и Алле, а Пси вообще впала в состояние дурносмеха и потеряла способность составлять приличную компанию.
Олег так настойчиво подносил Марьяне спиртное, что к середине празднования она готова была взвыть. Ну, как ему объяснишь, что тебе не хочется пить. Что этим вечером тебе спиртное противопоказано, потому что, опьянев, вполне вероятно, ты ринешься прямым ходом в столярную мастерскую, что за забором из одних колышек… а если там не будет того, что ты ищешь — в дома, где проживает обслуживающий персонал. И там поднимешь всех на ноги, требуя показать нужную комнату… И по определению будешь вести себя безобразно, так что сплетникам разговоров хватит надолго. И при всём при этом боишься ты почему-то не позорной славы, который неминуемо наступит на следующий день, особенно если тебя вытолкает взашей обитающая там стерва, а того, что случится с твоим сердцем, стоит только окончательно убедиться, что тебе ничего не светит. И пусть ты не такая подлая, и пусть ты тоже не промах, и уж точно не станешь играть на два фронта — сердцу-то не объяснишь. Ни его сердцу, ни своему собственному.
