Слезы навий | страница 24



– Холода сколько в словах твоих. Никак обидел кто? Мужчина?

Аглая не ответила. Тала нахмурилась, указала на узелок:

– Здесь одежа твоя, перекинься.

Аглая была уверена, что одежа – то самое черное, в пол, платье.

Взяла куль, размотала. Не ошиблась. Наскоро переоделась.

Тала ушла на улицу, вылила воду и накрыла на стол. После еды милостиво кивнула:

– Пошла бы прогуляться. Ишь вся серая стала.

У двери висело круглое зеркало. Аглая глянула на отражение. Лицо худое, впавшие от жара и болезни щеки, да так, что скулы выпирают. Зелень в глазах поблекла, став больше похожей на муть болотную. Аглаю аж передернуло. Темные круги под глазами.

– Иди, иди во двор. Воздух тебе нужен. Живого мира почитай пять дней не видела. Там у ворот подруга твоя, вся изнемогла. Вам небось потолковать нужно.

Аглая, услышав про Нику, на ходу обула стоявшие у порога кожаные сандалии и выскочила наружу:

– Ника!

Подруга махнула рукой:

– Алька!

Ника полезла обниматься. Шарахнулась в сторону проходящая мимо женщина с ребенком на руках. Тот от резкого шага заголосил. Ника кинула на них неприязненный взгляд и потянула Аглаю прочь, мимо низких изб по узкой улочке. Махнула стоящему у открытых ворот пареньку. Вывела за околицу в поле. И только здесь остановилась:

– Смотри, Алька!

Зеленые, кое-где подернутые осенней желтизной травы тянулись почти до горизонта, где их проглатывали гигантские деревья. Вороны зло граяли в выси. Аглая ошарашенно осмотрелась:

– Где мы, Ника?

– Хороший вопрос. Ответить некому. Поселковые шарахаются от меня, как от прокаженной. Девки креститься начинают, мужики и те волками смотрят. Тетка, у которой в хате живу, лишнего слова не скажет. Вечером придет только для того, чтобы еды принести, и тут же за дверь. Дикие. А говорят как – с вензелями и присказками.

Аглая задумчиво села на пригорок. Из поселка тянуло варевом, доносились крики детворы, лай собак. И все перекрывало карканье воронья.

– Странная местность. И люди странные.

Ника опустилась рядом, подняла с земли соломинку, сунула в рот, пожевала и выплюнула.

– Алька, мы не дома… не в нашем мире.

Аглая посмотрела на Нику недоверчиво.

– Неужели сама не видишь?

– Ты звонить домой пыталась? – Аглае совсем не нравился разговор.

Ника нервно усмехнулась:

– Так я уже говорила, мой телефон в болоте покоится. А здешние жители про сотовую связь слыхом не слыхивали.

– А мой, пока бежали, потерялся, – призналась Аглая.

– Да если бы даже остался, толку мало. Ты вокруг посмотри. Хоть один столб видишь? Ни высоковольток, куда ни глянь, ни простых опор. За все дни ни одной машины в деревню не заезжало. Зато парнокопытные в каждом дворе. А вчера вечером… – Она задумчиво всмотрелась в даль. – Алька, ты меня можешь за сумасшедшую считать… В поселке четверо ворот, и все на ночь запираются. Не ходит здесь люд по ночам. Тихо, как в гробу. Выйти за ворота после того, как солнце село, невозможно: стоят, охраняют. Я уж было подумала, всяко бывает, может, банды какие лихачат, места-то дикие… – Помолчала. – Не банды. Пока солнце не село, вышла за ворота, думаю, окрестности огляжу, может, где и на трассу выйду или встречу кого, позвонить попрошу…