101 разговор с Игорем Паниным | страница 42



Точно так же я попал в «Новый мир» в качестве сотрудника. Хотел уйти с прежней надоевшей службы, как-то заикнулся в журнале – мол, вдруг есть для меня местечко, но получил ответ, что в ближайшем будущем никаких свободных мест тут не предвидится, да и неизвестно, подхожу ли я для сложного редакторского дела. Буквально через неделю мне перезвонили и позвали работать в отдел прозы. И вот еще что я заметил: за все 14 лет, что я состою при журнале, у меня было множество предложений по работе, и порой эти предложения бывали очень хороши, но ни единого такого, ради которого стоило хотя бы задуматься о том, чтобы журнал совсем оставить. Ну и публикую я свои немногочисленные тексты преимущественно здесь же. Не только потому, что это удобно. Хотя, конечно, удобно.

– Как тут не вспомнить поговорку «всяк кулик свое болото хвалит»…

– У «Нового мира», а для меня это очевидно, есть свое собственное лицо, своя культурная позиция, есть достоинство (не путать с напыщенностью), которое – каким-то чудом – все никак не разменивается на ерунду, не теряется в суете, в примитивных идеологических или маркетинговых жестах, в «клиповом сознании» или каких-нибудь прочих мегапрелестях нынешнего бытования.

– В конце 80-х – начале 90-х тиражи толстых журналов были просто фантастическими. Даже всеми руганый-переруганый «Наш современник» издавался полумиллионным тиражом, не говоря уже о «Юности», «Знамени» или том же «Новом мире». Сейчас «толстяки» выходят столь худыми тиражами, что диву даешься. В чем причина? «Самая читающая в мире» нация перестала быть таковой?

– Ситуация тех времен была искусственно перегрета. В основном за счет публикаций ранее запрещенных в стране литературных текстов, а также прорывов разнообразных табу (последнее толстых журналов касалось в меньшей степени). Разумеется, она не могла сохраняться сколько-нибудь долго. И оказала эта ситуация крайне негативное влияние на отношение к современной литературе вообще. Ощущение новизны и шока от неожиданной дозволенности всяких «откровенностей» ушло почти мгновенно, а между тем сегодня уже имеется целый пласт молодых читателей, которые тексты без мата вообще за литературу не считают. После того как читателю на протяжении нескольких лет ежемесячно предлагали концентрированное лучшее (да к тому же и окруженное аурой запретности) из всего литературного массива практически за целый век – разумеется, взгляд на текущую, нынешнюю литературу все давал в сером цвете, появилось отчетливое ощущение несоизмеримости масштабов. Но прежде всего несоизмерима была именно оптика. Ну а «самая читающая» нация за последние 20 лет быть таковой, безусловно, перестала. Однако декларируемые тиражи не вполне отражают читательский интерес, тут много привходящих моментов. Вот лично я аудиторию «Нового мира» оцениваю на сегодняшний день в 20–25 тысяч. Что, к сожалению, не означает, что каждый из этого числа читателей журнал конкретно приобретает или выписывает.